— Да что вы, — уважительно хмыкал Барнс, и Патрик прыскал со смеху, зажимая руками рот. Разумеется, Барнс не был идиотом, и в сказки Иулиты не верил. Но он говорил с нею так уважительно, и с таким интересом слушал ее излияния, что она не обращала его в свои слуги, с радостью обретя пару ушей, на которых можно было развешать лапшу.
«Вот в чем твой секрет, хитрец! — подумал Патрик. — Ты стал для нее платком, утирающим горестные слезы… однако, с чего вдруг она так жалобно воет?!»
— О да! — скрипела меж тем Иулита, с чавканьем жуя что-то. — Ты думаешь, просто так я тут?! Нет! Мы знакомы с Данканом давно, очень давно! Общаемся тесно полгода. Когда он только начинал познавать море и учиться плавать, я, именно я, помогала ему читать карты! Я ему подсказывала, я его направляла! — тут Патрик едва не заорал от восторга и возмущения, настолько ложь была нахальной и прекрасной в своем бесстыдстве. Учить водного Дракона плавать?! — Долгие часы мы проводили в разговорах, и я видела, как его влечет ко мне! Думаешь, я здесь случайно? Вовсе нет! Он решил меня похитить; за время нашего знакомства он наполучал столько отказов, что больше не смог терпеть! И вот я сижу взаперти! Он ревнует меня ко всему свету и не может простить мне своего унижения и моих отказов!
Патрик едва сдержался от возмущенного вопля. Он-то наверняка знал, что украденная в Суиратоне Иулита — жертва случайная. Данкан велел брать первого попавшегося, и если б это был сморщенный старичок, который им помог бы, то выкрали б его. Однако это была Иулита; и она, судя по всему, жестоко заскучала, сидя одна взаперти. К тому же, молодой Дракон, увлеченный своей любовью, стал мало уделять ей внимания — а то и просто отделывался краткими фразами, недолгими свиданиями. Горячее сердце Иулиты не вынесло этой пытки; Данкан все еще волновал ее воображение, и она решила мстить ему единственным доступным ей средством — оговорить, оболгать его. Полить грязью, даже если эту пошлую гадость услышит всего лишь один ничего не значащий человек.
— Несомненно, — хмыкал наглый Барнс, слушая ее наивные сказки, наверняка потешающийся не меньше Патрика.
— Но я понимала, что между нами пропасть, — завывала Иулита. — Кто он? Дракон. Молодой и глупый. И кто я? Я честная женщина; я не могла уступить ему… позволить ему… а он свирепел! Рычал как тигр! Сошел с ума! Он ревновал!
— Конечно, — уважительно подтверждал Барнс. Патрик покатывался со смеху.
— Он мел хвостом, — продолжала Иулита, добавляя в свой голос праведного негодования, — он обольщал девиц… писал им письма… таскался… А потом снова шел ко мне. Выпрашивал почтового голубя, чтобы писать мне пылкие письма.
Вот тут Патрик просто присел, вытаращив глаза от изумления. Он мог бы поверить в чувства Долгоживущих, сели б до этого не видел, как Данкан безжалостно изгоняет с корабля самок, которых до этого ласкал весьма охотно. Променять молодых, привлекательных, цветущих женщин на одну прожорливую, пердящую старуху?! В это мог поверить только ненормальный!
— Вот же шкура потертая, — ругнулся изумленный Патрик. — И за что она его так позорит?! Что дурного ей сделал господин Дракон?! Ровным счетом ничего! Похитил? Так он предоставил ей жилье и еду! Не-е-ет… Напротив, он к ней чересчур приветлив и добр. Наивный; вот как она платит ему за его доброту — пачкает и порочит его доброе имя!
Меж тем Мертвая Богиня, кажется, вошла в раж. От съеденной свинины ее воображение разыгралось, и она продолжила поливать Данкана помоями. Если б он услышал это — о, видят боги, он рассвирепел бы! Может быть, его даже хватил бы ступор, в течение которого он не мог бы и слова вымолвить в ответ на это бессовестное вранье.
— Глупый, бездарный, — высокомерно вещала Иулита. — Он долго не мог найти своего места в жизни. Я настаивала, я ему подсказывала посветить свою жизнь морю, я показывала ему красоту рассветов, и вот у него стало получаться! А если бы не я? На что потратил бы он свою жизнь!
— Кто знает, кто знает, — говорил Барнс, и Иулита насмешливо фыркала.
— Да он глупая невежественная деревенщина! — визгливо выкрикнула она. — И эта, его варварша… Та, на которую он меня променял… Грубая деревенщина! Ни на что хорошее они не способны! Ума своего недостает! Нет рядом друзей, которые помогут, подскажут, исправят… Даже правильно писать он не умеет, едва ли выведет на бумаге свое имя! Вот и ко мне он стал ходить редко, и что?!Что он без меня стоит?! Да ничего! Деревенщина, деревенщина! У него такие грубые, уродливые черты лица… сразу видно, что родители из низшего сословья. Какие-то пресмыкающиеся жалкие гады…
— Как точно вы говорите! — произнес Барнс с таким чувством и так горячо, что Патрик понял — грех такого слушателя обращать в безмолвного слугу. — Я приду еще. Вы же мне расскажете еще о себе? Это так поучительно; такая женщина…
— Конечно, — важно прокаркала Иулита. — Иди. Да принеси мне вина побольше. В горле сохнет от качки.
Глава 13. Брачный ритуал
Освежившись в море, Данкан вернулся к Клэр.
Та, утомленная ночью, тихо спала, чуть прикрытая чувственным шелком. Данкан, скинув шелковый халат прямо на пол, тихо опустился рядом с ней, чуть коснулся ее плеча влажными от морской воды пальцами и легко поцеловал в висок. Она, вздохнув, открыла темные глаза, и улыбнулась, смущенно зарывшись в постельное белье лицом, когда Данкан вытянулся рядом, прижавшись к ней обнаженным, прохладным после купания телом.
— Зацветает страстоцвет, — чуть охрипшим от непонятного Клэр волнения голосом произнес он, пытливо вглядываясь в ее лицо черными глазами. — Скоро травы будут сладки и ароматны… скажи — ты согласна… выйти за меня замуж?
Его голос предательски дрогнул; последние слова Данкан произнес невнятно, почти шепча, будто смертельно боясь говорить их, и Клэр обмерла, не веря своим ушам.
Раньше он никогда не говорил об этом. Не намекал. Не вспоминал.
Каждый раз, каждую ночь он касался ее тела, и в душе его вспыхивала страсть. Он опускался на тело девушки и брал ее — нетерпеливо и страстно, каждый раз жестко и жадно, стараясь не только получить удовольствие, но и ощутить власть над нею. Насытиться вдоволь ее беспомощным трепетом, ее криками, ее стонами, полными удовольствия.
Однако о свадьбе он не говорил. Никогда. Страсть и любовь затмевали ему разум, и можно ли вообще вспоминать о формальностях, когда счастлив?
И вдруг — это неуклюжее, неожиданное предложение. Клэр долго не находила, что ответить; она чувствовала, как Данкан тревожится, как он возбужден — словно море нашептало ему что-то, и Дракон не в состоянии противостоят этому магическому шепоту.
— Что? — переспросила она, потрясенная его предложением. Ее голос был так же тих и напуган, как и его, и это немного подбодрило Данкана. Уж если Клэр, дикарка и грубиянка, так смущается, то ему вовсе нет резона скрывать свое волнение.
— В моей семье, — произнес он, пытливо вглядываясь в ее заалевшее лицо, — многие века проводится особый брачный ритуал. Свой. Как только зацветает страстоцвет. Его еще называют драконьим ядом. Мы применяем его в ритуале, когда он в самой силе. Согласишься? Вынесешь?
