Они словно раздевали ее глазами, оценивая каждый изгиб ее тела, каждый пальчик, каждый ноготок. Они отыскивали в ней изъян, и казалось, найди они хоть крошечное черное пятнышко на ее коже, их усилиями оно разрослось бы в воображении Короля до огромного зловонного болота.
Но больнее всего Анне было видеть то, как он отвечает на любовь этих двоих женщин. Пусть снисходительно и покровительственно, но с удовольствием. Анна вспомнила, как палец Короля скользил по белоснежной, точно фарфоровой щечке девушки, и едва не расплакалась, когда Белая из Рода Воронов прильнула к ласкающей ее руке и чуть коснулась ладони губами — с благоговением и обожанием.
— Разве можно так, — произнес Влад неодобрительно, глядя на Анну исподлобья. — Собаки… сравнение это унижает девиц благородного рода.
— Так пусть не ведут себя подобно псам, — ласково произнесла Анна, хотя внутри у нее все кипело от обиды и боли. Она коснулась губами ложки, но вкуса яства не почувствовала.
— А как они вели себя? — голос его звучал сладко, вкрадчиво. Казалось, Владу даже нравилось ее возмущение — или нравилось дразнить Анну, задевая чувствительные местечки ее души.
— Я не хочу с вами обсуждать ваших женщин, — немного резко ответила Анна. — Вам они нравятся — это дело вашего вкуса. Мне — нет. Мне они не нравятся. И если я однажды брошу каждой из них кость под стол, пусть не обижаются… или не присутствуют за столом, когда я ем. Я — ваша Королева. Возможно, им разрешено не уважать меня, но они обязаны уважать корону. Разве нет?
— Вы моя Королева? В самом деле? Вы можете в том поклясться? Пока что я видел лишь строптивую девчонку, а не Королеву.
— Я могу поклясться в том, что готова служить вам во благо государства.
— А! Вот как. Но родить наследника — это тоже служение мне и государству. Как вы рассчитываете справиться с этим своим долгом, не подпуская меня к себе? Не думаете же вы, в самом деле, повторить подвиг Королевы-девственницы, и забеременеть, подтеревшись неким предметом, испачканным моим семенем? Это, конечно, верх добродетели — не знать мужчины, даже став матерью; но славят такое поведение лишь высохшие древние старухи, выжившие из ума и овдовевшие лет двести назад. Сомнительное счастье. Еще смешнее будет, если вы вдруг все же сможете зачать, но из-за невинности и неопытности не сможете распознать своего положения и начнете рожать в самый неподходящий момент. Сам я такого не видел; но мне как-то рассказала об этом одна дама, которая, признаться, была шокирована этой ситуацией. Видели бы вы ее глаза! Бедняжка была готова упасть в обморок от изумления.
— Вы ни слова не говорили о наследнике! — выкрикнула Анна, краснея.
— Вот теперь говорю, — отозвался Влад. — Я очень хочу наследника. Сына, разумеется. Или нескольких сыновей — сможете вы их выносить? Достаточно ли плодородны ваши бедра?
Похоже, Владу удалось вывести ее. Заставить проявить истинные эмоции — раздражение, злость, обиду, стыд. Почти выкрикивая хлесткие, полные яда слова, Анна не заметила даже, как муж оказался за ее спиной и его жаркие ладони сжали ее плечи, стиснули жадно и нетерпеливо, а губы прижались к ее шее, ловя каждое биение ее пульса.
— А ведь она была права, — шепнул Влад, куснув Анну в шею. — Вы ревнуете.
— Нет! Это ваши бессовестные слова…
— О, да. Ваш лоб холоден, а грудь горяча от гнева, который ваше сердце мешает с кровью, — его пальцы скользнули по черному раззолоченному краю одежды, нащупывая пуговку. Одно движение — и лиф, расстегнувшись, стал свободнее, а Анна едва не вскрикнула, выронив ложку. Пальцы Короля отыскивали следующую пуговку на ее груди, крохотный черный шарик, искусно выточенный из камня, губы его оставляли теплые, влажные, очень нежные поцелуи на ее шее, и Анна внезапно заметила, что дрожит как беспомощное раненное животное, которому некуда бежать, которое поймано, пленено и вскоре будет плясать под дудку охотника.
— Ну, так что? — шепнул Влад, распуская одну пуговку за другой. Под платьем, под шуршащей парчой и черным блестящим шелком девственной белизной сверкнула сорочка, и Влад, запустив ладонь в горячую глубину корсажа, завладев грудью девушки, чуть сжал ее приятную округлость, едва не застонав от вожделения и дикого возбуждения, в которое каждый раз вводила его строптивость Королевы. — Готовы вы служить мне именно так?
— Если того требует корона, — шепнула Анна, чувствуя, как слезы катятся по ее щеке, — я готова… Ночью… я буду покорна. Я готова служить вам всем сердцем. И всей своей жизнь, но…
Она понимала, что Королю не терпится овладеть ее прекрасным телом еще раз. Кто знает, что он вообразил себе — может, хотел укрепить свою победу над Анной, или же ему пришлись по вкусу игры с невинной девушкой? Ясно было одно, он мучительно искал способы добраться до нее, и обставить все так, чтобы она покорилась и отдалась ему сама. И, кажется, этот способ им был найден! Потребовал служения и подловил на наследнике! И, наверняка, сделает все, чтобы беременности не наступило, чтобы потребовать этого… служения вновь и вновь. До пресыщения. До полной победы. До того момента, когда Анна будет чувствовать себя совершенно раздавленной, побежденной и уничтоженной. Ведь в его добрые намерения и чувства Анна не верила ни минуты; ни секунды!
— Зачем ждать ночи, — резко ответил Влад, отстранившись от девушки и одним махом сметая ее столовые приборы со стола. — Сию минуту!
— Нет! — пискнула Анна, но Влад, охваченный страстью, не слушал ее. В один взмах он усадил ее на освобожденный стол и крепко сжал ее бедра сквозь ткань ее одежд.
Его глаза, полные огня, оказались напротив ее глаз — влажных от подступающих слез.
— Да, — хрипло ответил он, нетерпеливо поглаживая ее напряженное тело, жадно вглядываясь в ее испуганное лицо. — Да! Сейчас; здесь. Я возьму тебя как бессовестную уличную девку, просто задрав твою юбку, потому что твоя недоступность и невинность кружит мне голову.
— Зачем же тогда такое неуважение? — шепнула Анна, от стыда глотая горькие слезы.
— Неуважение? — отозвался Влад жарко, запуская в ее расстегнутый корсаж обе руки и лаская ее груди с нетерпением, грубовато. — Я женился на тебе — какого еще уважения ты требуешь от меня?
— Но ваше поведение… Ваши слова…
— Глупенькое невинное, чистое дитя, — шепнул он, укладывая ее на блестящую столешницу и жадным поцелуем впиваясь в ее губы. — Это всего лишь страсть. Страсть принимает многие формы. Потом я покажу тебе…
Анна трепетала, чувствуя, как его руки, путаясь в ее нижних юбках, отыскивают ее обнаженное тело — и замирают, крепко ухватив всей ладонью ее бедра, неистово и развратно, откровенно, так, что Анна застонала, словно напряженный член Короля уже вошел в ее лоно, и уже было покорилась, подставив открытую шею под страстные поцелуи Короля, как вдруг двери с треском раскрылись, и Король, почти уже накрывший ее своим телом, легший на нее, почти овладевший испуганной девушкой, отпрянул от Анны и зло выкрикнул:
— Что еще такое?! Кто посмел?!
