— Не могу больше, — шептала Анна почти в полуобмороке, содрогаясь и чувствуя, что пытка продолжается, что вылизывающий ее язык никуда не делся, как бы она не крутила задом, стараясь избавиться от острого ощущения. — Не могу…
— Девочка моя, — ответил Влад, толкаясь в ее тело так сильно, что наслаждение Анну выгнуло гибкой лозой, она закричала — беспомощно, почти умоляюще, — но он безжалостно перехватил ее руки и завел их у нее над головой, всматриваясь в ее лицо, на котором выписывались ее чувства — усталость, пресыщенность и беспомощность. — Но ведь мы только начали.
— О, нет…
Безжалостные толчки в ее тело заставили Анну плотно сжать губы, чтобы справиться с потоком чрезмерного удовольствия, от которого ей все сильнее хотелось кричать. Движения Влада были сильные, наслаждение пронзало девушку, словно яркие молнии, она заходилась в стонах, балансируя на самой грани, и почти рыдала, когда Влад останавливался в тот момент, когда ослепительные вспышки оргазма уже начинали вспыхивать перед ее глазами.
— Ну, пожалуйста, — молила она, и его язык вылизывал эти мольбы, наслаждаясь вкусом звенящих в ее голосе слез. — Прошу…
Но Влад, похоже, решил измучить ее, отомстить за каждый миг своего томительного ожидания. Он подхватывает ее под ягодицы, вжимается в ее тело и толкается глубже, сильнее, отчего голос Анны срывается почти в вой, она сама движется навстречу мужчине, а колени ее трясутся от напряжения.
— Негодяйка, — жарко шепчет он, целуя ее постанывающий ротик. — Мучительница.
Жар желания снова овладевает Анной; она слышит, как от возбуждения стучит в ее висках, и этот стук складывается в символы, которые она тайно чертит на его мокром от пота плече, когда Влад забывается на минутку и освобождает ее руки.
Ноготки ее оставляют на его коже красноватые следы, и Влад неожиданно вздрагивает, очутившись точно в такой же ловушке, в которую до сих пор загонял Анну.
Сотни мелких иголочек словно впились в его кровь, впрыскивая в его кровь невиданное доселе наслаждение, такое яркое, что он, ослепленный, замер, застонав громко и почти жалобно. Его член набух от прилившей крови так, то, казалось, еще немного — и кожа лопнет.
— Что ты сделала?.. — весь дрожа, с трудом выговорил он. Он не мог даже смотреть в глаза Анне, содрогаясь от чрезмерно острых ощущений, когда остро отточенное лезвие удовольствия вылизывало уздечку на его члене, ласкало разбухшую головку.
— Отведай собственной пилюли, — прошептала Анна мстительно, чуть двинув бедрами, отчего нависший над нею мужчина ахнул и навалился на нее. — Что, никто тебе не делал… так?
— Никто, — ответил Влад, переводя дух.
Ему казалось, что каждое ее движение, каждый трепет ее узкого лона приносит ему удовольствия раз в десять больше, почти на грани страдания, и это было одновременно мучительно и маняще настолько, что отказаться от ласки он не мог, и с ужасом принимал каждое движение женщины под ним, которая взяла ситуацию в свои руки. Оттолкнув его, Анна оседлала Короля, сжала его бедра своими и несмело, неуверенно двинулась, лаская его член сама. Наградой ей был протяжный стон Короля, его полная беспомощность и покорность.
— Теперь твоя очередь просить меня, — безжалостно шепнула Анна, двигаясь все смелее, все увереннее, с удовольствием наблюдая, как от ее беспощадной ласки мечется Влад, сжимая ее бедра почти до синяков. — Остановиться?
На его вздрагивающем животе, вдоль дорожки курчавых волос, она вывела несколько символов, и снова двинулась, словно опробовав новое оружие, и Влад почти вскрикнул, дрожа под нею.
— Продолжить? — спросила она, коварно сжимая его член в себе.
— Нет! — хрипло выкрикнул он, подавшись вперед и почти насильно заставляя ее двигаться. — Продолжай…
Он поднялся, снова прильнул к ее губам, дрожа от магической ласки точно так же, как она.
— Это магия в тебе говорит, — шепнул горячо, слыша, как часто бьется ее сердце и принимая ее ласки, оглаживая ладонями ее извивающуюся спинку, — или ты сама такая бесстыжая?
— Не все ли равно? — ответила Анна. — Сейчас — не все ли равно?
— Все равно, — согласился Влад.
Продолжая терзать друг друга магией, сходя с ума от перевозбуждения, они ласкали и любили друг друга, как никого до этого мига, погружаясь в безумие желания.
Глава 12. Лукреция и Белый Доорн
После Анна и Влад лежали, тесно прижавшись друг к другу, отдыхая после долгой любви. Прохладный воздух остужал их разгоряченную кожу, рука Короля покоилась у Анны меж ног, накрывая ее лоно, и девушка, переводя дух, удобнее устроившись в шуршащем белоснежном белье, замирала от счастья, потому что самая небывалая ее мечта сбылась. Король спал, обняв ее и прижавшись губами к ее плечу, и Анна, слушая его ровное дыхание, обмирала и тихо улыбалась в полумраке, боясь вспугнуть томную тишину.
И в это же самое время, в подвальной промозглой сырости, в мастерской аптекаря, заливаясь слезами от злости, металась Лукреция, отыскивая среди своих склянок какой-то неведомый порошок.
Испуганная ее неожиданным взрывом Бьянка тихо и смирно сидела в углу. Раньше она никогда не видела, чтоб Лукреция бранилась и уж тем более плакала. На все выпады в ее сторону Лукреция реагировала сдержанно, неизменной кривой ухмылкой, и, пожалуй, парой капель какого-нибудь отвара в бокальчик остряку, отважившемуся оскорбить ее нежные чувства. Наутро остряк покрывался коростами, или у него вылезали все волосы, или живот мучил несчастного неделю, а то и больше — все зависело от степени его вины. Случалось и такое, что враги Лукреции в один прекрасный день просто не просыпались — и притом день этот наступал так нескоро, что о ссоре с нею все уже забывали. Вот поэтому Лукреция в последнеевремя никогда не ввязывалась в дуэли — большинство ее Доорнов были отравленные ею недоброжелатели. Или же заказанные неугодные мужья и жены, словом, компания разношерстная. Раньше, когда ее не сопровождала компания ее грехов, Лукреция не прочь была подраться, и даже побеждала. Но когда грехи ее стали слишком очевидны, присмирела и в драки не ввязывалась.
Бьянка была красива, необычна и легкомысленна. Ею пленялся всякий — и почти каждый, — и она могла себе позволить выбирать среди знатных и богатых красавцев. Лукреция — нет. Она была далеко не так привлекательна и изысканна, как сестра, младше нее на пять лет и совершенно равнодушна к нарядам и украшениям. Ей недоставало живости и лукавства, каким Белая из Рода Воронов пользовалась преотменно, зато чрезмерно было злого ехидства, язвительности и ироничности, кои на своей шкуре испытали все, кто отваживался к девушке посвататься. Все изощренные издевательства, которые Лукреция устраивала своим потенциальным ухажерам, были весьма обидны и даже небезопасны, и потому скоро о ней — как о девице на выданье, позабыли и с подобными глупостями не приставали. А еще, в отличие от Бьянки, Лукреция действительно любила Короля. И, вероятно, оттого она и пряталась за толстой броней насмешливости.
