— Ты не посмеешь сделать этого! — заверещала Лукреция надсадно, выгибаясь, стараясь вырваться из удерживающих ее рук. Ей вдруг стало страшно, очень страшно, она заплакала и засмеялась одновременно, словно демоны похитили ее разум. Сама явилась к Королеве, сама отдалась в ее руки! Призналась в том, что нанесла ей смертельное оскорбление и наивно рассчитывала на то, что Анна будет играть по ее правилам!
Как это глупо…
Анна брезгливо махнула рукой — уберите это! — и вопящую, упирающуюся Лукрецию утащили прочь, а Анна без сил взошла на трон и упала на удобное сидение, закрыв рукою лицо.
Вслед за голосящей Лукреций потянулись и придворные; они расходились поспешно, покидали зал в смятенных чувства. К Анне, полулежащей на троне, тотчас сунулся советник — скользкий и обеспокоенный, как карась, снующий возле прикормки.
— Это было прекрасно, Ваше Величество! — угодливо зашептал он.
— Я сделала что могла, — ответила Анна, отмахнувшись от назойливого наушника. — Думаю, я выгадала нам немного времени и порядком напугала ее, слегка отвлекла от мысли о троне.
— А что дальше? — зашептал советник. Анна поморщилась недовольно; его страх, его назойливая близость не нравились ей. Однако, именно сейчас ей нужен был человек, который пусть не одобрил бы ее действия и не помог советом, так хоть выслушал бы.
— Я, — набравшись духу, — произнесла Анна, — я хочу поговорить с Бражником. Правда слова этой женщины или нет — ему знать лучше.
Советник воспрял духом и посветлел лицом.
— Так нет же ничего проще! — обрадованно воскликнул он, но Анна приложила палец к губам — тише! — и тот испуганно склонился над нею, понизив голос до шепота. — Вашему Величеству всего-то стоит сходить в сад и призвать Бражника…
— А если это ловушка? — спокойно заметила Анна. — Я чувствую, неспроста она произнесла это имя… Нет, не просто так! Знаешь что? Раздобудь-ка мне плащ подлиннее и побелее, и светлую одежду, какую носит Бражник… и коня — найдется же в королевской конюшне белый конь? Я сама проедусь по саду. Если негодяи затеяли неладное против него, они обманутся и нападут на меня, а я буду готова к этому.
— Но они могут ранить вас! — в страхе заметил советник.
— А это уже твоя забота, — недобро заметила Королева, — чтоб они не успели меня прикончить!
— В любом случае, — настаивал советник, — это очень, очень опасно!
— Я знаю, — ответила Анна. — Но если Король жив… то Бражник пострадать не должен. Ни один волос не должен упасть с его головы. Иначе некому будет встретить Короля по эту сторону Врат. А значит, сберечь Бражника — мой долг.
— Не проще ли кого другого послать?
— Кого? Кто задаст те вопросы, что терзают мою душу, кроме меня самой? Нет. Идти должна именно я.
Глава 25. Белый страх для мертвого сердца
В темноте ночи злодеи вряд ли рассмотрят и поймут точно, кто на белом коне скачет по королевскому саду. Кому это еще быть, как не Бражнику? Кто с легкостью миновал все посты охраны, кто безошибочно угадывает путь, кто знает все тропинки, даже в самых отдаленных частях сада?
Видела светлую фигуру, мелькающую меж черных кружев обнаженных деревьев и Лукреция, надежно запертая в комнате, в самой высокой башне замка. Она яростно вцеплялась в решетку, трясла ее, едва ли не грызла ее зубами от ярости, но выбраться не могла. Она и вороной не протиснулась бы сквозь тонкие прутья. А чертов Бражник так близок! Казалось, руку лишь протяни — и вот он, светлый чистый. Лукреция даже выла от невозможности сию минуту вонзить в него зубы, впрыснуть в его кровь яд своей магии!
И, главное, она была твердо уверена, что Белого Доорна легко можно убить. Получилось же у неуклюжей Бьянки ранить его? Тогда, в ее первую в жизни битву, Бьянка еще была изнеженной и капризной девицей, только и всего. Гнетущую тяжесть магии она познала уже позже. Однако, главного магического королевского защитника она уделала, вырвалась из его рук, хоть и теряя свои белые перья.
— Хоть шанс, — рычала Лукреция, стараясь и так, и этак пропихнуть руку сквозь металлические ячейки решетки, — хоть один шанс, и я покончу с Королем, с Королевой, со всем их королевством!
Стук копыт тревожил ее, Лукреции казалось, что она с ума сходит от бессилия, и ее мысли текли подобно горячей черной смоле. Лукреция готова была сама стать этой липкой черной смолой, чудовищной жижей, морским уродцем с длинными щупальцами, чтобы пролиться по стене башни вниз, коснуться земли и бежать вслед за удаляющимся белоснежным конем.
Наверное, магия хрустального сердца, которая была в ней, изменила Лукрецию. Может, в том виновно было ее горячее желание, а быть может, изрыгая проклятья, выкрикивая обрывки заклятий, она изобрела нужное, да только в следующий раз, когда она, сдирая кожу, попыталась в очередной раз атаковать решетку с целью протиснуть ладонь сквозь ее перекрещенные прутья, ей это удалось. Да только на воле оказалось отвратительное черное скользкое щупальце, извивающееся и истекающее ядовитой слизью. Но Лукрецию уже было не остановить, уродство и новая форма существования не пугали ее. С воем и ревом она яростно толкала руку дальше, и скоро все ее тело, словно став жидкими, перетекло из комнаты за решетку на окне, превратившись в черную бесформенную тушу. Липким слизняком она катилась по стенам башни, и на камнях оставался за ней черный мокрый след.
«Догнать Бражника! Убить Бражника! Навсегда запереть Короля во Вратах, и дело с концом! Кто вступится за глупую Королеву, если и Бражник будет мертв? Открыть Врата и столкнуть туда Королеву!»
О том, что планы ее вечно были не продуманы и хаотичны, и вечно из-за этого срывались, Лукреция почему-то не думала. Ведомая вспышкой неконтролируемой ярости, Лукреция в который раз совершала одну и ту же ошибку — бросалась в бой, ведомая эмоциями, подчиняясь собственному эгоистичному «хочу, и сию же минуту!», и о последствия не задумывалась, как и не анализировала причины своих неудач после.
Все существо Лукреции кричало — убей, убей! То чудовище, в которое она превратилось, с ревом и рычанием лилось черной массой по тропинке, вслед за стремительно удаляющимся всадником. Но догнать быстроногого коня она не могла, и если бы сейчас у неизвестного чудовища, в какое она обратилась, были глаза, то из них брызнули бы целые реки злых слез. В очередной раз ее цель ускользала от нее, Бражник, так нужный ей, отчего-то не хотел остановиться и не оставлял ей ни единого шанса напасть на себя, и Лукреция готова была упасть на землю и забиться в истерике, как неразумное дитя, не получившее желанную куклу.
— Белый Доорн! — рычала она, и от ее крика ломались с треском сухие сучья кругом. — Обернись! Я твой враг! Я твоя цель!
Но вот странное дело; Бражник, в обязанности которого входило охотиться на монстров и нечисть, если такие вдруг забредали в королевский сад, отчего-то лишь пришпоривал коня и несся в ночь еще быстрее, и Лукреция в который раз уже ощутила ставшее ей привычным чувство — страх. «Неужто он хочет заманить меня куда-то? Неужто он обманывает? — промелькнуло в ее мыслях. — Не заманивает ли он меня к Вратам?! Ведь только он вправе пустить кого-то как туда, так и обратно! Столкнет во Врата и нападет, вздумай я выбраться оттуда!»
