– Так вы знакомы! – пропела тем временем хозяйка дома. – Как это мило! В таком случае, надеюсь, Элизабет передумает покидать нас? Ужин вот-вот накроют, а я пока с удовольствием послушаю историю вашего знакомства.
– Нет никакой истории, – отмахнулся Фенир. – Чарльстон – моя студентка. И помощница по совместительству. Вот и все.
– Угу, – улыбнулась миссис Сомн.
– Так и есть, – подтвердила я слова профессора. – Никакой истории. Просто учебный год…
– А помощница в чем? – вмешалась Хельтруда.
– За нечистью моей присматривать помогает, – объяснил Фенир. Потом оскалился нехорошо, и я сразу поняла – сейчас добавит какую-то гадость. Так и случилось. – Не смог ей отказать, как только увидел, как она владеет искусством полировки колб.
Я почувствовала, как скулы застилает легкий румянец.
Хельтруда, ничего не поняв, пожала плечами:
– В любом случае я рада, что мы поужинаем все вместе. Надеюсь лишь, что Элизабет не утомят наши разговоры про редкие неизученные виды растений.
Я вскинула брови. Фенир пояснил:
– Я назначил встречу с миссис Сомн, так как заинтересовался несколькими видами диких вьюнковых растений, а кто о них может знать больше?
– Это правда, – не без гордости подтвердила Хельтруда. – Хоть магия и утрачена, но знания и любовь к растениям неистребимы! Прошу всех к столу, в ногах правды нет!
Так и получилось, что который вечер подряд я провела в компании Виктора Фенира. И надо признать, в дальнейшем в доме миссис Сомн он вел себя галантно, воздерживаясь от неуместных грубых шуток и даже умудряясь делать милые комплименты нам обеим.
Расспросив о растениях, Фенир плавно перешел к воспоминаниям былых дней, откуда я поняла, что познакомились они с Хельтрудой после изнанки. Вспоминать провал никто из них не желал, но миссис Сомн несколько раз повторила, что Фенир вел себя как настоящий герой, и что такому мужчине действительно можно довериться.
В конце ужина мы все тепло попрощались и на радость миссис Сомн решили с профессором пройтись пешком до академии, не нанимая экипаж.
Какое-то время шли молча, пока Фенир не выдал сакраментальное:
– Не думал, что ты настолько недалекая, Чарльстон.
Голос его звучал зло и отрывисто, а губы, стоило договорить, нервно сложились в тонкую непримиримую линию.
Я, зная Фенира и встретив его у подозреваемой дома, ожидала оскорблений или угроз в свой адрес, но все же думала, он будет тактичнее.
– Не нужно хамить, – заметила тихо, при этом пытаясь все же выглядеть хоть немного раскаявшейся. – Наша встреча с миссис Сомн была сюрпризом. Я не собиралась лезть в ваши дела.
– Ты меня за дурака держишь? – Профессор фыркнул, всплеснул руками. – Уму непостижимо.
– Я вас ни за кого не держу. Просто так вышло.
– Сейчас я тебя прибью, Чарльстон. Руки так и чешутся.
– И вас накажут за убийство. Скорее всего – казнят. Оно того не стоит, держите себя в руках.
Фенир что-то прорычал. Тихо и зло.
Я покорно молчала, изображая оскорбленную невинность, и попутно заметила его хромоту. Она усилилась.
– Вы рыскали на моем столе, в моих документах, – Фенир обвиняюще ткнул в меня пальцем, – в нарушение всех правил и норм.
– Отчислите меня? – спросила я.
– Моя б воля, сделал бы лучше!
Я посмотрела с интересом.
– Отшлепал бы, – с самым серьезным лицом заявил преподаватель. – По самому мягкому месту. Этими руками.
– Это непедагогично, – усмехнулась я, нервно оправляя юбку. – Меня даже родители никогда не смели бить. К вашему сведению.
– Оно и видно, – кивнул профессор. – Хотя будь жив ваш отец и узнай он, куда вас несет, уверен, его взгляды изменились бы.
Я представила всего на мгновение, что это могло бы быть правдой. Будто отец жив. О, сколько бы мне нужно было ему рассказать! И он непременно нашел бы выход… Но отца нет.
Отвернувшись от Фенира, я промолчала. Вольно или невольно, но профессор зацепил струны, нашедшие отклик в моей душе. Он был прав, я рисковала зря. Я не должна была идти к миссис Сомн и сама это знала.
– Элизабет, – Виктор Фенир схватил меня за руку, заставляя таким образом остановиться, – что ты делала в том доме? Зачем пришла?
Я ответила без ужимок:
– Прочла адрес в папке, а потом гуляла, и ноги сами привели в нужное место. Это правда. Я думала о вашем деле, о погибших, об украденном ноже и сама не заметила, как оказалась там.
– А дальше? В дом тоже не поняла как вошла?
Я закатила глаза, желая послать профессора с его доставучестью в самые темные закоулки изнанки, но и тут сдержалась.
Пришлось рассказать ему о служанке миссис Сомн и о нашем знакомстве. Даже про план познакомить с будущим покровителем упомянула, желая хоть немного смутить наглеца.
Но разве такого смутишь?
– А что? – он сверкнул своими невозможно хитрыми глазами. – Я и правда богат, умен, влиятелен и все такое. Жениться мне не интересно, но если ты в поиске…
– Ох! Прекратите. – Я покачала головой и продолжила путь в одиночку, пока Фенир меня не догнал.
– А что не так? – ехидно улыбнулся он. – Ты ведь хотела переехать, а у меня большой дом…
– Дом не ваш, а академии.
– Фи, быть такой меркантильной, – возмутился Фенир. – Зато я в самом расцвете сил!
– Да вы хромаете на обе ноги, – напомнила я. – Это скорее закат, профессор.
– Так, Чарльстон, мы с тобой ушли от темы. – Виктор и сам прибавил шагу, не желая больше задерживаться в моем присутствии. – Напоминаю: в мои дела не лезть! Не то, обещаю, припомню тебе все! Особенно эти слова про “закат”! Отец не лупил, так я наверстаю!
– Не посмеете!
– Проверь меня, Элизабет!
Больше мы не говорили до самых ворот академии, где Фенир снова провел меня по своему пропуску, пожелал катиться к чертям и удалился.
Видела бы Хельтруда, кого мне в покровители сватала, ее бы удар хватил, честное слово!
Глава 12
Вся следующая неделя прошла на удивление спокойно. Каждый день я ожидала чего-нибудь этакого, что вновь станет бередить мой мирок, но подобно буре в стакане – обстановка утихала.
Возможно, виной были начавшиеся осенние дожди, которые нескончаемой стеной лились за окнами академии. Вода не утихала ни на минуту, лужи уже давно не уходили в землю, а грязь была такая, что на улицу без крайней нужды старались не высовываться.
Даже Хельга и Виктория перестали ругаться. В нашей комнате воцарился временный нейтралитет, благодарить за который, к слову, надо было “загадочного поклонника” Стоун.
