– Нет, – сказал Илларион. – А если говорить начистоту, то и знать не хочу. Мне сегодня перегонять груз, а ты не дал мне выспаться.
– Переживешь, – сказал Старцев.
– Переживу, – согласился Илларион. – Я-то переживу.
– Язык у тебя длинный, – сказал Старцев, пристально глядя на него.
– Ты опять за свое?
– Да, я опять за свое!
– Угомонись, – сказал Илларион. – Объясни, чего тебя так разбирает.
– Вику похитили.
– Вику? Это которую же? Ах, Вику!.. А кто?
– Я думал, что ты мне скажешь.
– Ну и зря. А может, она сама сбежала?
– Охранников кто-то вырубил, да так, что они ничего не успели понять. Тоже она?
– Да, это вряд ли... Значит, это Плешивый. Ему, вероятно, не понравилось то, что случилось с его сейфом.
– Тоже, между прочим, твоя работа.
– Ну, знаешь!.. Не ты ли меня туда послал? Не ты ли радовался, что Плешивый у тебя в руках? Мой тебе совет: плюнь ты на эту бабу. Ну, на что она тебе?
Плешивый – дурак, что решил ловить тебя на такой крючок. Просто теперь к тому, что записано в тех бумагах, которые мы у него умыкнули, добавится похищение человека с целью получения выкупа.
Хоть сейчас можно звонить в ментовку.., правда, сидеть вам, скорее всего, придется на одних нарах.
Зато появится возможность дать ему в морду.
– Я не могу ее там оставить, – сказал Старцев, и Илларион с удивлением и легкой брезгливостью заметил, что глаза у него увлажнились, а голос подозрительно дрожит. – Пойди и приведи ее.
– Очухайся, Ромео, – презрительно сказал Илларион. – Откуда ты знаешь, что она там? Это же только наши предположения, и ничего больше. Если ее действительно забрал Плешивый, то он непременно даст тебе знать. Просто он хочет, чтобы ты помучился. А ты и рад стараться. В конце концов, отдашь ему его бумажки, и вся недолга. Что на них – свет клином сошелся?
– Жалко, – сказал Старцев, хватаясь за голову.
– Ну, скопируй их. Не поверю, чтобы у тебя не нашлось завалящего ксерокса.
– Да на что мне копии?!
– Копия, конечно, не оригинал, но тоже штука интересная.
– Я хочу, чтобы ты забрал ее оттуда, – упрямо наклонив голову, сказал Старцев.
– А я хочу, чтобы ты принял холодный душ! – гаркнул вдруг Илларион так, что Ирма вздрогнула. – Я хочу перегнать груз и получить свои бабки, а потом, если тебе так неймется, могу отправиться за твоей бабой! Как ты думаешь, сколько мы оба проживем после того, как из-за бабы сорвем поставку? Тихарь шутить не Станет! Мне-то, может быть, и удастся уйти, но вот где окажешься ты?
Старцев замычал, мотая головой, словно его донимала сильная зубная боль. Илларион встал и, поманив за собой Ирму, вышел из кабинета.
– Уф, – сказал он, оказавшись на улице, – Как его разбирает, а? Ты заметила?
– Не понимаю, – хмурясь, сказала Ирина, – зачем ты все это затеял?
– Я хочу, чтобы эти шакалы передрались насмерть, – ни капли не кривя душой, ответил Илларион. – Тогда мы с тобой будем чувствовать себя гораздо свободнее, потому что им будет не до нас.
И потом, они оба мне просто до смерти надоели. Я буду только рад, если они устроят здесь войну и дадут эфэсбэшникам повод взять себя за задницу.
– Резонно, – сказала Ирина, – но неубедительно. По-моему, ты просто донкихотствуешь.
– Брось, – отворачиваясь, сказал Илларион.
– Это не ответ. Я таких вещей не понимаю и поэтому боюсь. Да что там, я в них просто не верю.
– Это бывает, – сказал Илларион. – Трудное детство и тому подобное. Просто расслабься! Пойдем-ка лучше перекусим, а то нам в дорогу скоро.
Ты готовить умеешь?
– Нет.
– Значит, опять консервы, – вздохнул Забродов. – Я-то умею, – признался он, пропуская Ирину в дверь отведенного им 'гостевого' коттеджа, – но ленюсь.
– Наплевать, – сказала она. – Слушай' рыцарь, а не мог бы ты еще раз приласкать бедную пастушку перед дальней дорогой?
Илларион украдкой взглянул на часы.
– Мог бы, – сказал он, – вот только надо побриться.
– Для разнообразия сойдет и так.
– Что ж, – сказал он, хватая ее на руки и ногой открывая дверь спальни, – крестовые походы и голод – понятия взаимодополняющие. Только как же мое сходство с автоматом?
– Чепуха, – сказала она, откидываясь на подушки. – Небритых автоматов не бывает. Только запри дверь.
– Что за хреновина? – потряс головой башнеподобный Федоров, глядя, как из ворот склада выползает знакомая фура с надписью 'Мебель'. – Отпустили его, что ли? Или это не тот?
– Машина та, – прошелестел Говорков с заднего сиденья и нервно поправил очки.
– Неужели мусора лопухнулись? – поразился Федоров. – Вот это номер!
– Я бы не стал на это рассчитывать, – тихо сказал Говорков.
Кореец Хой, как всегда, промолчал, провожая удаляющийся трейлер припухшими щелочками глаз.
– А эти куда подевались? – поинтересовался Федоров, имея в виду черную 'Волгу' и хлебный фургон.
Тут ворота снова распахнулись, и обе машины гуськом выкатились на улицу.
– Трогай, – тихо приказал Говорков. – До шоссе поедем за ними, а там посмотрим.
– Заметано, – сказал Федоров, запуская двигатель.
Черный 'пассат' с тонированными стеклами осторожно выбрался из укрытия между заляпанным навозом трактором и голубым почтовым фургоном и покатился следом за хлебовозкой, соблюдая приличную дистанцию и по мере возможности прячась за попутными машинами.
Выехав на шоссе, 'Волга' повернула на запад, а фургон, мигнув на прощание указателем поворота, укатил обратно в Москву.
– И что теперь? – поинтересовался Федоров. – Разорваться нам, что ли?
Говорков некоторое время молчал, принимая решение. Он так давно привык подавлять в себе любые эмоции, что сейчас не испытывал страха, хотя успел уже понять то, чего до сих пор не понял дурак Федоров и даже молчаливый Хой: все пропало, груз конфискован, а к границе едет просто невообразимых размеров 'кукла', состряпанная хитроумными ментами с тем, чтобы ловчее сцапать тамошних зажравшихся деятелей. Понял он и другое: этого неизвестно откуда взявшегося Забродова следовало пристрелить сразу, не вступая с ним в переговоры, пристрелить, как бешеного пса, и утопить в болоте.
В том, что это именно Забродов сообщил ментам о грузе, сомневаться не приходилось: кроме него о предстоящей переброске знали только Старцев и Гуннар, а уж они-то были последними, кто стал бы информировать милицию о чем бы то ни было.
