– Я тебе не верю. Ты смеешься надо мной.
Профессор Лебрен все так же невозмутимо разглядывал горизонт.
– Я никогда не присутствовал на этих церемониях. Белым это запрещено. Но как-то в местной газете я наткнулся на заметку об одном судебном процессе. Женщина жаловалась на то, что не получила куска человека-газели, соответствующего ее положению в племени. В конце статьи – я это хорошо помню! – журналист писал: «Боюсь, что французы отнесутся к нам как к дикарям, потому что мы едим тех, кого они считают людьми. Как сложно объяснить им очевидное! Но мы же знаем, что они едят пищу, которая вызывает у нас такое же отвращение, как наша у них, например лягушек или улиток. Мы не осуждаем их обычаи, пусть и они не осуждают наши!» А вместо вывода было написано: «С колониализмом покончено!»
Ученый пожал плечами, давая понять, что ничего нельзя изменить.
– А они никогда не пытались съесть белых? – спросил я, продолжая разговор.
Наполеон и маленький грызун промчались в другую сторону.
Профессор Лебрен поморщился:
– Кажется, они находят нас то слишком пресными, то горькими на вкус. Мой бой сказал мне, что от белых им становится по-настоящему нехорошо. Так, будто они ели тухлятину.
Несмотря на все услышанное, меня по-прежнему одолевали сомнения.
Ночью я услышал вдалеке отрывистый рокот тамтамов. Я встал, поднял противомоскитную сетку и вышел на балкон нашего дома, расположенного на ветвях огромного дерева. Я различил слабый отблеск пламени, издалека доносилось пение. В этот вечер жители нашей деревни явно что-то праздновали.
Когда на следующий день я спросил Куасси-Куасси, правда ли, что они ели человека-газель, он взглянул на меня с удрученным видом и воскликнул:
– Ах, проклятие! Надо было принести тебе кусочек. Вы же всегда все хотите попробовать, да? Вы говорите, чтобы «не сдохнуть идиотом», правильно? – Увидев, что я расстроен, и явно желая подбодрить меня, он добавил: – Не переживай так, ничего особенного! Просто жареное мясо, похоже на свинину на вертеле. Почти тот же вкус. Хочешь, я посмотрю, не осталось ли чего для тебя?
Я отказался и увидел в глазах Куасси-Куасси, что он разочарован отсутствием у меня интереса к местным традициям.
И вот наконец настал великий день.
Температура воздуха поднялась выше обычного, и слуги заметили колонну бродячих муравьев, появившихся из чрева земли после нескольких месяцев спячки.
Муравьи продвигались вперед по зарослям.
– Вы будете довольны, тубабу. Большое гнездо, очень большое! Муравьи идут длинной колонной через холм, – сообщил слуга нашего коллеги-бельгийца.
Мы приготовились. Чтобы муравьи не могли забраться на нас, нужно было, как объяснил профессор Лебрен, натянуть высокие резиновые сапоги – вроде тех, в которых выходят на работу канализационные рабочие. Кроме того, эта обувь была опрыскана репеллентом. К несчастью, не нашлось ни одной пары сапог моего размера.
Мне пришлось скрепя сердце надеть свои ботинки с верхом из ткани. Воспользовавшись советом профессора Лебрена, я просто заправил брюки в ботинки.
Экспедиция отправилась в путь. Мы следили за муравьями издали при помощи биноклей.
Через джунгли текла бесконечная черная и бурлящая река. Она катилась вперед со скоростью идущего человека: примерно пять километров в час. У нас было бы время, чтобы оторваться в случае нападения.
Орды бешеных носителей мандибул нападали на все мелкие живые существа, которые только могли настичь: на ящериц, змей, пойманных на земле птиц, пауков, грызунов. Жертву тут же окружали муравьи-солдаты, и через мгновение несчастное создание оказывалось затоплено потоком насекомых. Они проникали внутрь, прогрызали ходы в теле, разделывали его на мелкие куски, которые тут же поднимались над черными головами.
Зубы Земли.
Профессор Лебрен объяснил, что по ночам бродячие муравьи образуют некую гигантскую шевелящуюся тыкву – временный лагерь, шар, в сердце которого укрывается царица. Собака четы Лебрен однажды ткнула носом такой «плод». Ее скелет до сих пор служит примером того, каким может стать результат «секундного непонимания» между представителями двух видов живых существ. Мандибулы бродячих муравьев так остры, что могут оставлять следы на древесине, и так тонки, что местные жители пользуются ими для наложения швов на порезы. Бродячий муравей вгрызается в кожу, и остается лишь оторвать ему туловище. Голову насекомого оставляют торчать в теле, так как его мандибулы соединяют края раны.
Профессор Лебрен рассказал, что, когда муравьи приближаются к деревне, люди бегут оттуда, предварительно поставив всю мебель ножками в миски с уксусом. Насекомые могут сожрать даже новорожденных младенцев, если оставить их в зоне атаки.
Мы долго следовали за обезумевшей рекой. До тех пор, пока полуденное солнце не стало настолько обжигающим, что муравьи решили устроить подземное гнездо, чтобы защититься от его лучей. Несколько десятков миллионов мандибул взялись за работу, и убежище было выкопано за несколько минут.
Тогда профессор Лебрен, исследователи, слуги и я занялись прокладкой рва метровой глубины вокруг лагеря муравьев, а затем, по сигналу руководителя экспедиции, стали осторожно копать туннель, который должен был вывести нас к камере царицы.
– Дыши как можно реже, – шепнул мне профессор Лебрен. – Запах твоего дыхания привлекает их, а запах страха – возбуждает. Когда окажешься возле царицы, то задержи дыхание, если можешь.
Когда мы наконец добрались до периферийных зон гнезда, муравьи, подобно жидкости, выплеснулись во все коридоры своего временного поселения. Но это была разумная жидкость. Они окружали нас, атаковали, пытались забраться на нас. Это у них получилось только с моими ногами – сказалось отсутствие у меня защитных сапог.
Однако я оставался в центре траншеи дольше всех остальных членов экспедиции, чтобы вести фотосъемку до последней возможности.
Я должен был поймать в объектив главную звезду.
Царицу бродячих муравьев.
Потрясающее создание, в двадцать раз более величественное, чем ее сородичи. Размерами с мой палец. Странная треугольная голова с двумя выпученными глазами идеально круглой формы. Тонкое туловище с хитиновым покровом медно-красного цвета, а под ним огромное брюшко, составляющее три четверти ее тела.
Именно с помощью этого чрезмерно развитого придатка уникальная в сообществе муравьев особь каждый день откладывает тысячи яиц. Больше нигде в природе нет столь стремительно работающей машины по производству жизни.
И вот теперь ее телохранители бросились на меня. Я чувствовал, как они взбираются по мне, цепляясь лапками, как они ощупывают поверхность моей одежды. Я был полностью покрыт ими. Меня окутывало черное шевелящееся покрывало.
А затем один из муравьев отыскал проход – небольшую дырку в моих штанах.
