Впрочем, после смерти короля горожанам было не до ресторанов, и для случайных посетителей «Мертвую лилию» временно закрыли.
Тавьер не сомневался, что все, кому нужно, прекрасно знают его в лицо, но провоцировать подручных Шила не стал и проявил вежливость: сменил привычный, серый с красной отделкой форменный китель на безликий гражданский костюм. Хороший, но безнадежно устаревший по меркам столичного общества. Что поделать, изменял привычной форме начальник Тайной канцелярии настолько редко, что с трудом мог вспомнить предыдущий случай. Форменная одежда удобна, выглядит пристойно и допустима — в парадном варианте — даже для официальных торжественных собраний на высочайшем уровне, так какой смысл отказываться от нее без особого повода? Тем более что Тавьер уже много лет не находился на службе только тогда, когда спал.
Иначе маскироваться он, впрочем, не стал, ограничился артефактом для отвода глаз случайных свидетелей.
Ночные улицы Глоссы были тихи и пустынны, из-за комендантского часа около полуночи на них попадались только патрули. С парой патрулей Тавьер столкнулся, пришлось отключать артефакт и предъявлять документы, после чего вопросы снимались. Пока добрался до нужного места, сделал себе мысленную пометку поблагодарить начальника городской стражи за бдительность и за то, что на амуниции патрульных не экономили. Артефакт на безопаснике, конечно, являлся не сложной штучной игрушкой, но вещью достаточно сильной, и заметить эти чары было не так-то просто.
Возле ресторана, расположенного в нескольких кварталах от Королевской площади, Тавьера ждали. Один служащий тут же забрал лошадь — с агниями,
[35] двигающими моторы, у Ильнара была взаимная неприязнь, поэтому перемещаться он предпочитал верхом. Второй работник ресторана, одетый в красно-белую униформу, гостеприимно распахнул перед единственным посетителем тяжелые двери пустого, спящего здания. Вид ресторан сейчас имел зловещий, но Тавьер только усмехнулся своим мыслям и молча двинулся туда, куда приглашали.
Через зеркальное фойе, освещенное парой тусклых огней, позволяющих разве что не натыкаться на стены. Через большой обеденный зал, где в сумраке тоскливо белели пустые скатерти. По широкой винтовой мраморной лестнице, где также экономили на освещении.
По второму этажу тянулся длинный широкий коридор, опять же зеркальный. Здесь, за крепкими звуконепроницаемыми дверьми, располагались отдельные кабинеты для желающих уединения. В один из таких Тавьера и проводили, к ожидающему там человеку.
Шило имел вид благодушного, давно уже растерявшего молодецкую прыть купца. Вальяжный брюнет с тщательно зализанными короткими волосами, одетый демонстративно дорого и оттого безвкусно. Нагловатый, но щедрый богатством, доставшимся легко и недавно. Такой нахамит обслуге, но отблагодарит звонкой монетой, будет расстилаться в славословиях перед высокопоставленными чиновниками и богачами, внутренне ненавидя их. Отец большого шумного семейства, который, почти не скрываясь, содержит, помимо жены, молодую красивую любовницу.
Понятный, предсказуемый образ, выверенный тщательно, до последней детали.
— Кого я вижу, дорогой друг! — расплылся в масленой улыбке мужчина, поднимаясь навстречу гостю. — Сар Тавьер! Боги, вы все же милостивы к своему ничтожному рабу!
— Шило, давай без этого, — поморщился Ильнар, когда провожатый закрыл дверь за его спиной, оставив мужчин вдвоем. Защитный контур — к слову, весьма неплохой — тоже замкнулся, и гость увернулся от крепких объятий. — Ты знаешь, я терпеть не могу эту твою маску.
— Какой же ты занудный! — рассмеялся хозяин. — А поговорить?
— Садись, поговорим, — спокойно предложил Тавьер, без приглашения устраиваясь за столом.
— Угощайся, — совершенно не обиделся Шило, плюхнувшись напротив. — Или тебе не до еды — тоже?
— Не дождешься, — возразил Ильнар. — Раз уж я приехал сюда среди ночи, не могу не отдать должное таланту твоего повара. Как семейство?
— Вывез пока из Глоссы, береженого боги берегут, — ответил хозяин.
— И Сайну?
— Так она и согласилась, — проворчал Шило. — Ругается и проклинает того, кого ты так старательно ищешь: траур, люди сидят по домам, театр закрыт, и всех артистов пока разогнали.
— Траур всего на несколько дней, можно и потерпеть, — пожал плечами Ильнар.
— Я ей то же самое говорю. Но сам понимаешь — темперамент!
Молодая певица Сайна Окко несколько лет назад приехала в Туран из Омаки. Сейчас она, во многом благодаря протекции Шила, стала одной из ярчайших звезд столичной оперетты: в театральном мире без богатого покровителя, независимо от таланта, можно подняться только благодаря собственному умению толкаться локтями или огромной удаче иного рода. Именно Сайна считалась любовницей главы столичного преступного мира, и оттого была неприкосновенна для всех темных личностей, вившихся вокруг более чем красивой молодой женщины.
Однако Ильнар не без оснований подозревал, что отношения эту пару связывают совсем не любовные. По его прикидкам, Сайна была внебрачной дочерью Шила, а к своим детям этот маг относился с примерной заботой, достойной всяческого уважения.
— Ладно, говори, зачем тебе понадобился именно я? Почему не мог все сказать Лавилю?
— Не люблю я этого твоего воздушного мальчика, — поморщился Шило.
— Ревнуешь? — поддел Тавьер. — Не можешь забыть, что я его первый разглядел?
— В малой степени, — не стал отрицать очевидного собеседник. — Но главное, он под твоим крылышком вырос настолько тошнотворно-правильным!.. Ну копия ты, как будто не посторонний пацан, а внебрачный сын. Вы даже внешне похожи как близкие родственники. Но к тебе я привык, а к этому…
— Скажи спасибо, что ты еще со вторым моим помощником не знаком, — рассмеялся Ильнар.
— Вот уж от чего избавь. — Шило мучительно скривился. — Храните меня боги от смертников и идеалистов! Надеюсь, ты не его прочишь себе в преемники?
— Я надеюсь еще немного пожить, — с улыбкой ответил безопасник. — А Анагор… Жизнь обтешет. Все мы когда-то были идеалистами.
— Мне кажется, ты недооцениваешь его упрямство, — возразил Шило. — Такого уже не обтешет. Это вот тебе своевременно попалась Мияна, а с этим бороться поздно. Он себе и невесту такую же приличную найдет, помяни мое слово, и наплодит кучу жутко благородных отпрысков древнего рода. Вина? — предложил Шило, протягивая руку к открытой бутылке.
— Ты прекрасно знаешь, что нет, — поморщился Тавьер.
— Тогда можешь курить, — благодушно махнул рукой хозяин. Задумчиво проследил, как гость воспользовался разрешением, проводил взглядом клуб сизого вонючего дыма и прокомментировал: — Хотя я и не понимаю, зачем ты лишаешь себя удовольствия выпить бокал хорошего вина, от которого никакого вреда, кроме пользы, но зато травишься этой дрянью.