— Ваше величество, можно я украду эту девушку на пару минут?
— У девушки спрашивать надо, — улыбнулась Олира. — Только смотрите не обижайте ее!
— И в мыслях не было!
Перевертыш, бросив настороженный взгляд на королеву, послушно проследовала с мужчиной в музыкальную гостиную.
— Дая, ты обиделась, что ли? — хмурясь, спросил Тагренай.
— На что? — Она вопросительно вскинула брови.
— Ну вот и мне интересно, на что. Если обиделась — то знай, я нечаянно и по глупости! — улыбнулся ужастик.
— Все в порядке. Нет, я не обижалась. Почему ты так решил?
— Не знаю, — поморщился Грай. — Ты так странно себя ведешь, что у меня других предположений нет.
— Я просто стараюсь соответствовать ее величеству, — Даршарай улыбнулась в ответ. — Это все, что ты хотел спросить?
Ужастик рассеянно кивнул и проводил задумчивым взглядом девушку, выскользнувшую в соседнюю комнату. Потом растерянно поскреб затылок.
Она не врала, Тагренай видел. Но легче от этого не становилось, потому что мужчина по-прежнему ощущал изменения в ее поведении, вот только внятно сформулировать, что не так, и объяснить происходящее иначе, чем обидой, не мог. Это нервировало, ругаться с Даршарай из-за какой-то ерунды совершенно не хотелось. Просто потому, что… ну, это же Даршарай! Он же ее так давно знает, она родной человек, а у него ведь не столько близких, чтобы ими разбрасываться! То есть не человек, что сути не меняет.
Тагренай пока не знал, что этим вопросом ему предстоит маяться, безуспешно пытаясь отвлечься, не только утро, но весь день. И ему еще очень повезет, что обстоятельства сложатся благоприятно и рассеянность начальника охраны не скажется на безопасности. А потом придет осознание, но вряд ли Тагренаю понравится это открытие…
Главный храм Всех богов, Королевская площадь
Даже если кто-то захотел придраться к работе танатологов, у него бы это не вышло: королевское тело выглядело настолько благообразно, насколько это вообще возможно для покойника. Даже выражение лица получилось умиротворенным, не искаженным предсмертной мукой.
Первая половина церемонии прощания прошла в храме, там жрецы вознесли молитвы, там же с телом простились немногочисленные близкие в лице трясущегося и озирающегося по сторонам нервного кузена и королевы, выглядящей в белом весьма величественно.
Там же к мертвой руке припали вассалы, многие из них, кажется, находились в смятении и скорбели искренне. Поцеловав воздух над рукой трупа, каждый склонялся к узкой ладони королевы, затянутой в кружево перчатки. Большинство делало это молча, кто-то — с краткими соболезнованиями.
Олира сидела в кресле, установленном заботливыми жрецами у изголовья гроба. Десять минут, полчаса, час… От неподвижности затекла спина, и рука чудовищно устала от однообразных движений.
Скорби у королевы не было, только инстинктивная неприязнь к мертвому телу, напоминающему о страшных событиях. Тело это было совершенно чужим. Королева не любила мужа, а вот этот труп не получалось пожалеть даже умом. Не человек, не воспоминания о человеке, а просто кусок какой-то субстанции, вокруг которой разворачивался нелепый и жутковатый фарс. Хотелось только одного: чтобы все происходящее поскорее закончилось.
Оставалось развлекать себя наблюдением за человеческими лицами, пытаться угадать эмоции и чувства, спрятанные за масками сдержанной скорби.
Мерзкий кузен с явным облегчением, написанным на лице, исчез в толпе почти сразу после того как простился с Ерашием. И королева готова была биться об заклад, что умчался он прямиком в поместье, из которого прибыл на церемонию. Она в растерянности вспоминала Тавьера, который — неужели правда? — подозревал этого человека в причастности к заговору. Впрочем, безопасник подозревал всех, чему удивляться!
Тавьер и сейчас стоял здесь, в первом ряду, у самого помоста. Поглядывал больше по сторонам, чем на мертвеца, кажется, оценивал обстановку. Хмурился, заставлял вздрагивать людей, с которыми встречался взглядом. И никто не мог бы сказать по безопаснику, что на самом деле мыслями он сейчас очень далеко отсюда и больше всего скорбит не о короле, а о потраченном впустую времени. Прямо перед началом церемонии посыльный сунул ему короткую записку от Сайгеля, и Тавьера злило, что нет возможности прямо сейчас поймать северянина и расспросить подробнее. Потому что «на севере, похоже, намечается какая-то буча, но точнее пока не скажу», — это совсем не то количество информации, которое можно анализировать.
Был здесь и Совет в полном составе, и почти все разделяли мысли Тавьера. В том смысле, что король, конечно, умер, и это трагедия, но не очень-то хочется тратить уйму времени на пустые церемонии. Куда лучше потратить его на другие дела. В числе прочего — на попытки немного расширить сферы влияния, заручившись поддержкой вдовы, которая пока выглядит тихой и мирной, но Белый знает, чего от нее можно ожидать!
Были тут и почтенные сарты, составлявшие теперь небольшую постоянную свиту королевы, они стояли прямо за ее спиной, и эмоции женщин разнились куда сильнее чувств их родственников. Лаккари Саварди, например, искренне оплакивала покойника, осторожно вытирая уголки глаз платочком. Точнее, не столько его, сколько его бедную жену, на которую так много всего свалилось, и младенца, оставшегося без отца.
Лора Фаль оглядывалась с искренним интересом: когда она ушла из дворца и сосредоточилась на преподавании, оборвалось много знакомств, и сама она до сих пор не сознавала, насколько успела соскучиться по блеску высшего общества. О поступке своем, конечно, не жалела, но это не мешало ей получать удовольствие от исполнения просьбы супруга.
Даршарай, порой украдкой косясь на предмет своих дум, старательно сосредотачивалась на исполнении обязанностей охранницы, внимательно слушая стихию. Да, будь под ногами голая земля, это было бы куда проще, но и каменные плиты пола отзывались не так плохо. А что охраны и без нее достаточно, это перевертыша не беспокоило: бдительность лишней не бывает.
А Наяна Марник просто скучала, изо всех сил стараясь этого не демонстрировать, потому что чудовищно неприлично зевать на похоронах.
Был здесь и Деналь, который держался поодаль от отца и больше смотрел на королеву, чем по сторонам. Периодически одергивал себя, напоминая, что так пялиться — неприлично, отводил взгляд, но потом вновь непроизвольно возвращался к одетой в белое фигуре. Здесь и сейчас, даже при особом старании, отвлечься от Олиры было очень сложно не только ему: королева выглядела ослепительно. Несколько раз их глаза встретились. Деналь не рискнул так уж откровенно улыбаться, чтобы не привлекать лишнего внимания, но взглядом старался передать поддержку. И, кажется, у него это даже получалось.
Когда вереница желающих — и допущенных — в последний раз взглянуть вблизи на мертвого короля наконец иссякла, Олира в первый момент не шелохнулась от слов жреца. Настолько задеревенела в своем кресле и так глубоко погрузилась в некий созерцательный транс, что сумела вынырнуть из него лишь через несколько секунд.
