Странное дело — барона Экберта я не любила — не было пока на то причины, но все же, при его прикосновениях, я таяла, словно восковая свечка. Ощутив капли росы, выступившие между лепестков потерявшего девственность бутона, я устыдилась такой реакции, не желая казаться слишком легкомысленной и даже извращенной. Но что было делать?
— Милена, ты ведь возбуждена уже… — нависая надо мной, муж околдовывал меня своим сливовым взглядом, проникал в мои мысли и ощущения, рукой же ласкал низ живота, осторожно проникая пальцами между лепестков. — Но возможно ли повторить то, чем мы занимались после венчания, еще раз?
— Я не знаю… — от накрывшей меня волны возбуждения дыхание участилось, грудь начала вздыматься.
— Как я понимаю, ты не против?
— А разве мне можно отказываться от исполнения супружеского долга? — превозмогая невидимый туман, словно наваждение, заставляющий позабыть о всякой морали и сдержанности, я вдруг вспомнила предписания: ни в чем не отказывать своему мужу, в особенности же в том, что относится к его физиологическим потребностям, а также — способствует зачатию ребенка.
— Я все понимаю, — освобождая меня от одежды, Экберт подложил свои ладони мне под попу, легонько стиснул, — не нужно ничего говорить.
А потом он сделал что-то такое, от чего я содрогнулась, решив, что мне это показалось: встав на колени, он раздвинул мои бедра в стороны, сам же приник ртом к бутону, сначала поцеловав, а потом нежно обласкивая каждый лепесток. Наконец, не обращая внимания на мое сопротивление, мужчина погрузил кончик языка внутрь моего женского естества…
— Не надо, — простонала я, хватаясь пальцами за простыню и с силой ее сжимая.
Но барон Экберт никак не отреагировал на мою просьбу, напротив, снова подложив свои крепкие ладони мне под попу, немного приподнял. Полулежа спиной на подушках, в тусклом свете свечей я наблюдала чудовищное действо — мужчина ласкал меня ртом там, куда я иногда стыдилась опустить руки, и если такое случалось, сразу же их мыла. Потому что, как говорил священник, это место — особенно грешное, и касание к нему оскверняет. А тут… Я не понимала, зачем мужчина так извратил сам процесс, но вместе с тем мне было приятно. От необычности происходящего я на несколько минут пришла в себя, словно отрезвев, но потом, наблюдая, как страстно и увлеченно барон Экберт целует мое женское естество, особенно же испытывая неведомые мне ощущения от постыдных прикосновений, млея от самого вида… я расслабилась настолько, что, положив свои ладони на крепкие мужские плечи, подалась как бы ему навстречу, пошире развела ноги, погрузилась в происходящее целиком. Я подумала, что если барон, мой муж, решил делать со мной такое — значит, это нормально, и я не вправе ни сопротивляться, ни быть неблагодарной, напротив.
Меж тем, обласкав мою плоть (так что я постанывала и таяла все больше), когда я уже достигла того состояния, что мне было все равно, и я совершенно себя не контролировала — он вошел в мое сокровенное, но на этот раз погрузив туда член. Всхлипнув от неожиданности и боли, я замерла, сдерживаемая его крепкими руками.
— И все-таки немного больно? — прошептал мне на ушко барон Экберт. — Я сильно разбередил твою рану? Не продолжать?
— Нет, продолжайте, — самим дыханием ответила ему я, потому что — что была боль против нестерпимого желания отдаться, принять в себя мужской член, наполнится им до отказа.
И барон услышал мой ответ. Покрывая лицо поцелуями, он медленно погружался в мою плоть, внимательно вглядываясь в глаза. Только что он мог в них увидеть, кроме животной страсти, руководящей теперь моим телом и совершенно отключившей разум. Я забыла все наставления о греховности происходящего, о необходимости не терять лицо вопреки всему, быть леди, достойной уважения, что бог и ангелы, возможно, наблюдают теперь за мной, а я… Я ни о чем таком больше не думала, всецело отдавшись на волю и в руки этого опытного мужчины, которому отныне, как моему мужу, и следовало заботиться всем этим. Он же, делая беспрестанные глубокие толчки, успевал гладить и ласкать мою грудь, бедра, пальцами оттягивать нижнюю губу, чтобы потом, низко согнувшись, ухватиться за нее зубами, легонько прикусить… Вдруг внутри меня как будто бы возник какой-то бурлящий поток, он завихрился, сжимая мое тело в комок, я напряглась, не имея сил даже вздохнуть и решив, что еще миг — и я могу попросту умереть. Но мне на помощь пришел мой муж, зарычав, он сделал три особенно длинных и глубоких толчка, потом застонал, напрягся — и сразу же живительная влага горячей волной хлынула из его члена в глубины моего женского естества. Ощутив ее, я задрожала, сделала непроизвольный вдох — а выдохнула с громким и истерическим смехом, который никак не смогла остановить. Я смеялась, сжимая пальцами ягодицы мужа, одновременно стыдясь и радуясь, что мне так хорошо. Он же смотрел на меня с некоторым недоумением, и в то же время не гневаясь и не осуждая.
Когда же мой приступ смеха прекратился, барон Экберт, поцеловав меня в губы, немного отстранился, извлекая из меня член.
— Странная реакция, — оперевшись на локоть, он поправил мои растрепанные волосы, — хотя… если ты ведьма, то все понятно.
— Ах да… — вспомнив вдруг о том, какой силой владею, я поникла. — И это все из-за моих способностей?
— Думаю, что не только из-за этого, — барон Экберт смотрел на меня изучающе, — но и сравнивать мне не с кем.
— А как же все ваши служанки?
— Поскольку я знаю, что ни одна из них не является ведьмой, так что…
— Но вы же не сердитесь на меня? — спросила я, и, приходя в себя, потянулась за одеждой, чтобы прикрыться.
— За что? — хмыкнул мужчина. — В некотором роде мне даже лестно, что я способен вызвать в даме такой восторг, тем более, если она — моя жена.
— И что, другие не смеялись?
— Иные даже плакали… Хотя, я не знаю, как будете вести себя вы — в некоторых случаях, ведь пока что я просто приласкал вас, как обычный мужчина.
— А что, все это может происходить еще как-то и по-иному? — ощущая, как от воспоминаний о низменных поцелуях мужчины щеки мои заливает румянец, прошептала я.
— Хм… Милена, да ты же сущее дитя, наивное и неосведомленное в том, что должна знать девица, готовящаяся к браку. Разве маменька не просветила тебя… А впрочем, о чем я говорю, — воскликнул барон, — Зачем мне упрекать свою тещу за то, за что я должен ее хвалить.
В следующее мгновение, встав с кровати, ничем не прикрывшись (так что я от стыда даже зажмурилась), мужчина начал расхаживать по комнате туда-обратно.
— Итак, дорогая моя женушка, — начал он, — во-первых, раз уж так получилось, что женился я на ведьме (да и в ином случае ничего бы не поменялось), вы должны знать, что я не буду (да и не могу) воспрепятствовать вам заниматься вашей колдовской практикой. Во-вторых, несмотря на это, вы обязаны родить мне ребенка, хотя бы одного.
— А почему только одного? — удивилась я, так как в голове мой все еще звучали слова маменьки о том, что я должна родить, по меньшей мере, троих.
