И когда она вошла в замок, сомнения мои тут же исчезли, ведь передо мной стояла моя копия, только немного старше.
— Меня зовут Камелия, — сказала гордая красавица, внимательно рассматривая мое лицо, как будто бы стараясь вспомнить, где же она могла видеть меня раньше.
Пурпурные шелка красиво облегали ее стройное тело, на длинных каштановых волосах лежала шляпка, а в руках Непокорная держала корзинку с кошкой.
— Камелия?.. А я… Мама, это же я, Валерия. Дочь графа Андриана Астарха, и твоя дочь. Я верила, я знала, что найду тебя. И папа… Он по-прежнему любит тебя, и надеется, что ты к нему вернешься.
— Я знала, что это время когда-нибудь наступит, — поставив корзинку на стульчик и расставив руки, моя мама приняла меня в свои распростертые объятия.
И я, прильнув к ее груди, сразу же попросила простить моего мужа за те ошибки, которые хоть и были чудовищны, но совершены им под действием страшного заклятия.
— Да, мне было невыносимо больно все эти годы быть в разлуке с вами, — сказала мама, и я ощутила на своей щеке ее горячую слезу. — Ты была еще малышкой, когда, похитив меня, тогда еще слишком юный лорд Вартимор увез меня в этот далекий край. И мне тогда показалось слишком чудовищным его предложение, ведь я воспринимала его как шаловливого и капризного ребенка, заболевшего нервами из-за двойного сиротства. Да, сначала я осуждала его и даже желала смерти, так как сердце мое просто-таки разрывалось от тоски по тебе, моей малышке, и по Андриану — моему горячо любимому мужу. Я плакала, рыдала, я билась, словно птица в клетке и угрожала мальцу расправой, даже попыталась несколько раз подкупить (подаренными им же — мне драгоценностями) слуг лорда. Но все было зря. И я решила принять неизбежное, смириться, чтобы не гневить Бога своим роптанием — ибо это есть худшим из грехов. Я стала молиться, забыв обо всем на свете — и Он меня услышал. Я вдруг ясно поняла страдания этого юноши, которые были, возможно, намного больше моих — ведь я знала, что с вами все хорошо и не оставляла надежд на избавление и возможную встречу со своей семьей. Его же несчастия были невосполнимы. Потеряв родителей, этот тогда еще ребенок, сделался, словно одержим. И я, наконец-то обретя так желаемое спокойствие, покорность, мудрость, смирение — начала молиться также и за него. И, представь себе, — получила сына. Да, я всегда относилась к лорду Вартимору как мать — к своему заблудшему ребенку. Когда же смерти его жен последовали одна за другой, я, увидев в этом карающую руку Господа, попросила Сергея образумиться и отпустить его третью жену, а потом и меня — обратно домой. Но он ни за что не соглашался, держась за меня, наверное, как за последнюю соломинку надежды.
— Ты ею и была для него, мама, — поражаясь силе духа этой женщины, которая даже плен смогла превратить во благо — себе и своему похитителю, я упала на колени, с благодарностью целуя эти руки, сохранившие для меня мужа и сберегшие свою чистоту.
— Нет, что ты, доченька, я вовсе не святая, — мама поцеловала меня в макушку, и помогла подняться с колен, нежно прижимая к себе, — я поступила так, как велело мне мое израненное разлукой сердце.
— Но я бы так не смогла.
— Ты все поймешь только тогда, когда сама станешь матерью. И я так рада, что обрела тебя именно теперь, в час твоего расцвета. А также я благодарна Богу, подарившему мне мудрость. Ибо это не моя, а Его заслуга — что все случилось именно так.
— Я восхищена тобою, — повинуясь внезапному порыву, я сняла со своей шеи кулон и, протянув его самому дорогому для меня человеку, попросила принять. — Эта фамильная драгоценность принадлежит тебе, и я хочу, чтобы наконец-то восстановился порядок наследования, мама.
— А как же ты?
Роняя слезы радости, я посмотрела на золотой браслет фараона на своем запястье и, поняв, что этот "привет" от него — скорей всего, также есть и мощный оберег, улыбнулась в ответ, тихо сказав:
— Синяя птица уже сослужила свою магическую службу. Но — если она мне когда-то еще понадобится, я одолжу ее у тебя, на время. А пока… Мама, я хочу, чтобы то, что принадлежит тебе по праву, охраняло твою драгоценную жизнь и позволило встретиться с тем, кто давно и безнадежно ждет тебя — с моим отцом. И пускай впереди у вас будут еще долгие годы любви и согласия, а кулон станет залогом этого.
ГЛАВА 3 — Под тем самым стогом сена
Через неделю, придя в себя от случившихся перемен, отдохнув и свыкнувшись с новым порядком вещей (посадив в карету также и мою маму), мы с лордом Вартимором, моим мужем, все вместе поехали навестить отца и бабушку.
А там, сыграв еще одну свадьбу, взявшись за руки, пошли с ним вдвоем на ромашковое поле.
И стоит ли говорить, что для второй первой брачной ночи я выбрала именно тот стог сена, под которым так любила отдаваться страсти моя служанка и подруга Альбина, родившая к тому времени свое четвертое дитя.
— Но почему ты решила отдаться мне именно здесь? — снимая со своих плеч роскошный двойной плащ из пурпурного египетского полотна и расстилая его по душистому сену, спросил у меня лорд Вартимор. — Не лучше ли нам будет сделать это в твоей уютной спальне? Я же видел, какой красивый балдахин повесили там твои служанки. Да к тому же там мягкая перина…
— Я не узнаю тебя, лорд Сергей, — упав на пурпурную ткань плаща и игриво расставив ножки, я продемонстрировала законному мужу свое нижнее дамское белье — панталоны, отделанные шелковыми лентами и рюшами, держащиеся на мне с помощью корсета, слишком туго облегающего мою и так слишком тонкую (пока еще) талию.
— И что же во мне переменилось? — низким бархатным голосом спросил загорающийся страстью мужчина, намереваясь присесть рядом со мной.
Но я остановила его властным движением своей руки, запястье которой обвивала золотая цепочка фараона — красивый браслет, который прежде был на шее принадлежащей ему бесшерстной кошки Хет-Ха.
— Нет, не так… — упираясь локтями в сено, я немножечко привстала и, выразительно глядя на вздыбившиеся штаны, попросила: — Дай мне его…
— Дорогая, ты и вправду этого хочешь? — его глаза заблестели. И лорд Вартимор, ни минуты не раздумывая, начал развязывать шнуровку, отцепив прежде пояс.
"Все мечты когда-нибудь исполняются", — думала я, стоя на коленях и, обхватив губами мужское естество лорда Сергея Вартимора, с наслаждением его сосала, постепенно, все глубже заглатывая себе в рот и вспоминая те моменты, когда страдала — там, в своей башне, лежа в ванной, в теплой воде и лаская себя сама. Тут же, на этом самом месте, иной мужчина страстно ублажал свою женушку — Альбину, а я только и могла, что им завидовать.
— Как же чудесно ты это делаешь, ты просто сводишь меня с ума, — теребя мои волосы на затылке, лорд Сергей указывал мне на нужный темп.
Но я и сама знала, как нужно двигаться, потому что мною руководило ни с чем несравнимое наслаждение, любовь и страсть.
Какой же я была счастливой теперь, под этим стогом сена. И даже все пережитые невзгоды не омрачали моей радости, никакие воспоминания не могли охладить мой пыл и помешать наслаждаться моментом, потому что важней всего было то, что происходило именно сейчас. Ведь это и была жизнь — не то, что было, не то, что сокрыто мраком не наступившего еще времени, а — свет сегодняшнего дня.
