Скрестив руки на груди, граф с циничным прищуром наблюдал, как гость пытается дотянуться до помятого сюртука, чтобы прикрыть худые плечи.
— Мы завтра планировали пойти в оперу, — промямлил Гастон, застегивая серебряные пуговицы.
— Какую еще… оперу? — зарычал дракон.
— Премьера нового спектакля, — еще тише проговорил де Бошан.
— Какого… черта? — Сжав кулаки, хозяин поместья попытался вернуть себе спокойствие, но выходило плохо.
— Предложение руки и сердца когда будете делать? — пришла я на помощь Брайану, встав рядом с ним.
Для полного комплекта не хватало еще леди Аноры с тяжелым ридикюлем наперевес.
— Ой… Что? — недоуменно округлил свои ясные очи перспективный жених. — Я не совсем понимаю… Голова кружится, плохо себя чувствую.
Виконт рухнул на софу, прижимая трясущуюся ладошку к вспотевшему лбу.
— Он не понимает! — медленно процедил дракон и повернулся ко мне.
— Угу, может, освежим сознание купанием в фонтане? — предложила я.
— Думаешь, поможет?
— Давай попробуем.
Гастон ловко сполз с софы и по стеночке стал продвигаться к выходу, но далеко ему уйти не удалось. Буквально на пороге холла его настигла Мэарин. Ее платье было надето наспех и не застегнуто на спине. Чтобы скрыть этот факт, она накинула на плечи тонкую пелерину.
— Уже уезжаете? — огорчилась она. — Но вы завтра приедете?
— Конечно, — отозвался виконт, с опаской косясь в сторону графа. — Как и договорились, поедем в оперу. Я, вы и ваша матушка.
Ого, первый выход в свет, да еще и с молодым человеком. Очень смело и… безрассудно. Брайан прав, девица слишком торопит события. Гастон должен знать, что высший свет не прощает подобных промахов, так почему же так старательно подставляет под удар ее репутацию? Что-то тут явно нечисто, и драконье чутье не подвело. Я тоже это почувствовала, глядя, как бегают глазки парня.
— Хочешь в оперу? — шепнул мне на ухо дракон после того, как виконт благополучно отбыл из поместья.
— Нет, — испуганно отозвалась я.
— Отлично. Значит, едем.
— Но у нас же нет билетов, это, кажется, премьера, все заранее раскуплено и…
— Я не позволю этой влюбленной дурочке испортить себе жизнь.
Черт, только оперы мне сейчас не хватало для полного счастья. Красоваться на виду почти у всего двора и прессы в мои ближайшие планы не входило. Ладно, скажусь больной. Мне не привыкать.
Но оказалось, что этот способ уже успешно использовал виконт де Бошан. Курьер прибыл с коротеньким письмом, где было сказано, что Гастон подхватил опасную инфекцию и срочно отправился на лечебные воды.
— Это твоя вина! — Мэарин прибежала в столовую вся в слезах.
Скомкав письмо, она бросила его брату прямо в лицо. Желвак на щеке графа дернулся, но он промолчал.
— Мэарин, послушай… — Я попыталась сгладить ситуацию.
— А ты не лезь! — злобно прошипела она, поворачиваясь ко мне. — Брайан и через тебя переступит! Ему ничего не стоит сломать человека, разрушить его жизнь. Вот увидишь!
— Гастон оказался трусом! — мрачно изрек Брайан, вставая из-за стола.
— Он самый чудесный человек из всех, что я знала!
— И многих ты знала? У тебя впереди еще будет множество знакомств с достойными кандидатами в мужья, не стоит цепляться за первого встречного.
— Это ты его запугал! Ты чудовище! — не слушала сестра, заливаясь слезами.
Матушка подошла к ней, чтобы приобнять, но дочь оттолкнула ее.
— Ты мне всю жизнь испортил!
— Не стоит бросаться такими словами, — предостерегающе сказал дракон и позвонил в колокольчик, призывая служанку.
— Элизабет, как думаешь, откуда у меня на лице эти шрамы? — Мэарин неожиданно развернулась ко мне. — Ожог, что нельзя излечить магией, нельзя вывести колдовскими зельями, нельзя навести морок?
Слова хлестали, словно ледяные плети, замораживая все пространство вокруг. Леди Анора застыла, прикрыв рот ладошкой, давя в себе немой крик, рвущийся из горла.
— Он нанесен магическим существом… — прошептала я пересохшими губами, понимая, к чему она клонит.
В глубине души я об этом догадывалась, но верить отчаянно не хотелось.
— Да! Зверем, в чьих жилах течет древняя огненная кровь. Драконом!
Слова, брошенные в порыве гнева, отзывались нестерпимым звоном в ушах. Брайан замер, не сводя взгляда со своей сестры. В глубине его потемневших глаз плескалось пламя. Казалось, реальность вокруг нас раскололась и осыпалась множеством осколков, в отражении которых надрывались гротескные, злобно хохочущие маски.
— Я не знал, что ты так сильно ненавидишь меня. — Граф сделал шаг навстречу сестре, но та отступила назад.
— Не подходи. — Ее губы едва шевелились, она обхватила себя руками и поежилась.
— Прости, Мэарин. Я говорю это тебе, наверное, в тысячный раз, но никакие слова не искупят того, что я тебе причинил, — проговорил лорд. — Если хочешь вернуться в столицу, я тебя не держу. Но, если я узнаю, что де Бошан или любой другой позволит себе бросить тень на твою репутацию, я вызову его на дуэль и убью.
— Ты не посмеешь этого сделать! — На побледневших щеках расцвели алые пятна.
О нет, прошу, не наделай еще больше глупостей. Сердце разрывалось от жалости к этим двоим. Дракон, поникший и раздавленный, словно уличная собака, которую держали для детских игр и потом бросили на произвол судьбы, и обиженная на весь белый свет девчонка, которая до сих пор не повзрослела. Они подобны воде и пламени, что сошлись в смертельном танце, и с каждым мгновением все более разрушают друг друга, не в силах отступить.
— Нет, я не настолько бесчестен, чтобы принимать образ зверя, — невесело усмехнулся граф. — Я и в человеческом обличье способен кое на что и умею держать в руках шпагу.
Мэарин схватила со стола бокал с вином и бросила его об стену — туда, где висел семейный портрет де Отеронов. На картине была изображена счастливая семья. Покойный граф держал на руках улыбающегося мальчугана, а рядом стояла леди Анора. Совсем юная, очаровательная девушка. Мэарин была сейчас невероятно похожа на этот портрет матери. Наверное, вот так она бы выглядела, не будь этого проклятого шрама.
Брайан с холодной яростью наблюдал, как багровая жидкость кровавыми дорожками струится по холсту, оставляя после себя уродливые следы. Не сказав ни слова, дракон развернулся и вышел из столовой. Мэарин, казалось, испугалась собственного поступка. Девушка побледнела, ее бравада моментально иссякла, а на лице читались растерянность и раскаяние. Она всхлипнула и бросилась к дверям. Графиня собиралась пойти за ней, но я остановила.
— Пусть побудет одна, — сказала я.
