— Не-а.
— Ладно… Тогда так решим: я вас провожу и поговорю с этим… как там его зовут?
— Франк! Франк Мюллер! — наперебой закричали мальчишки.
— Если он будет за вами смотреть, чтобы вы не обморозились, не простудились и так далее, то оставайтесь с собаками до обеда…
— А можно мы там пообедаем?
— Если господин Мюллер согласится!
Конечно, Франк Мюллер был очень рад добровольным помощникам, не стал отказываться от пары дукатов и согласился покормить близнецов обедом. Выйдя с территории собачьей школы, Алекс взглянул на часы: десять. Можно пару-тройку часов покататься, потом пообедать вместе с Катей… «И с Барбарой, может быть?» — вкрадчиво шепнул ему внутренний голос. Трудно было не согласиться с таким собеседником. Барбара Вишневская интересовала нашего героя даже больше, чем просто «очень». И, хотя сам он старательно себе твердил, что просто не может вспомнить, где же видел женщину раньше, от истины это было далековато. Алекс все время представлял себе серые глаза, высокие брови, темную прядь, падающую на лоб, и не замечал, что начинает улыбаться.
Занятия с Катей Лавинию не разочаровали. Довольно быстро девочка поняла принцип установки ментального щита и даже сумела его создать. Пусть слабенький, пусть продержался он всего минут пять, неважно — у самой госпожи Редфилд это стало получаться только раза с третьего. А вот вторая стихия, воздух, Кате почему-то не давалась; простейший смерчик, который должен был перенести карандаш из одного конца комнаты в другой, то ронял свой груз обессилено уже на полпути, то скручивался в тугой узел, грозя превратиться в полноценный вихрь. Раз за разом повторяла девочка слова и жесты, но получалось все хуже. Наконец Лавиния прищурилась и спросила:
— А скажи мне, милое дитя, когда ты сопровождаешь формулу движением, это у тебя в голове соединяется в какую-то картинку?
— Нет… А в какую должно?
— Это у кого как. Ну, вот я, например, работая с воздухом, первое время представляла себе наполненный легким газом воздушный шар. Он держится у земли на одной тоненькой веревочке. Вот ты сделала жест, — и она повернула левую кисть, особым образом сложив пальцы, — и оборвала эту нить. Шар свободен, он взмывает в воздух.
И, повинуясь ее приказу, карандаш подлетел к письменному столу и нарисовал на листе бумаги изящный вензель.
— Понятно… Я подумаю, ладно? Пока что у меня с этой стихией картинка не видна никакая, просто серое марево.
— Подумай. Только, пожалуйста, без меня не экспериментируй!
— Не буду, — заулыбалась девочка. — А можно я сейчас в бассейн пойду? У меня прямо кончики пальцев чешутся, так хочется их в воду окунуть.
— Хм. Это интересно… Дай-ка…
Лавиния дотронулась до Катиной ладони и тут же отдернула руку, с трудом удержав на губах проклятие.
— Однако! Похоже, что мы с тобой раскачали процесс, и у тебя просыпается третья стихия. Ох, как это нехорошо…
— Опасно? — Катя стала разглядывать свою левую ладонь, будто надеясь увидеть там неведомые письмена.
— Ну, скажем так — могло стать таковым, если бы мы с тобой не поймали этот момент. Но после бассейна пообедай, и будем снова заниматься.
— А какая стихия?
— Огонь.
— Ух ты! Это я смогу свечку поджигать взглядом? И воду вскипятить?
— И устроить пожар, причем такой, что сгорит весь Валь де Неж! Не вздумай без меня пробовать!
В полном восторге девочка убежала переодеваться, а Лавиния опустилась на стул и взялась за голову, оценив открывающиеся перспективы.
«В школу. Срочно в школу! — думала она, перебирая мысленно известные ей учебные заведения, где умели находить подход к универсалам. — И кажется, зря я пообещала Алексу, что порекомендую школу рядом с Москвой. Все-таки и в Коломне, и в Твери работают с детьми постарше, лет с шестнадцати. Вот разве что…»
Она взяла коммуникатор, нашла в записной книжке нужное ей имя и долго разглядывала эту запись, словно рассчитывая найти там некие зашифрованные письмена. Наконец, нажала кнопку, и через короткое время на экране появился седовласый и седобородый маг, словно сошедший со страниц детской книжки с картинками. Даже темно-синий колпак, усеянный золотыми звездами, присутствовал. Тяжело дыша, маг кивком поприветствовал Лавинию, уселся в кресло и произнес неожиданным сочным, красивым баритоном:
— Вот скажи, как ты ухитряешься выбирать такие неудачные моменты для вызова?
— Здравствуй, Теодор! — улыбнулась госпожа Редфилд.
— И тебе не хворать!
— Откуда я тебя выдернула?
— Вот только вышел с лекции для малышей, ты ж видишь костюмчик? — Он приподнял полу синего балахона и потряс ею в воздухе. — Стар я уже стал, чтоб с такими малявками возиться!
— М-м… А я-то хотела тебе еще одну подкинуть… малявку.
— Да? — Взгляд серых глаз мага стал острым. — Погоди-ка минутку…
Веселенькая заставка сменила изображение на экране, раздались звуки бравурной музыки, и Лавиния поморщилась. Впрочем, ждать ей пришлось недолго: минуты через три ее собеседник вновь появился, уже в нормальной белой рубашке с кружевными манжетами и ярком шейном платке.
— Тогда уж и растительность убери… иллюзионист, — усмехнулась она.
— А, да, действительно! — после жеста левой руки на госпожу Редфилд смотрел с экрана коммуникатора гладко выбритый мужчина лет сорока-сорока пяти, с черными волосами, связанными в низкий хвост. — Еще раз здравствуй, Лавиния! Ты появляешься только тогда, когда у тебя есть вопросы — нет бы в гости приехать, пару лекций прочитать по ментальной магии…
— Ну, почему бы и нет! — она пожала плечами. — После Бельтайна могу выкроить пару недель, устроит?
— Вполне. Я пришлю письмо на имя вашего ректора. Так что за девочку ты мне сватаешь?
— Тринадцать лет, москвичка. Проснулся воздух и ментал, а следом, практически сразу — огонь. С первого раза сумела поставить щит, так что обучается хорошо. Очень, очень самостоятельна.
— Скажи уж — себе на уме, ты таких любишь… — Маг задумчиво потер подбородок. — А родители кто?
— Как я понимаю, археологи. Сейчас на раскопках в Степи.
— Поня-атно. И когда ты сможешь ее привезти?
— Это уж тебе решать. Теодор, я бы не затягивала. Ближайшие две недели я в отпуске, и это время могу отчасти посвятить ее обучению, но потом, извини, меня ждут дела.
— Хорошо. Хорошо, договорились, — повторил он, кивнув. — Как ее имя?
— Катя Верещагина.
— Вношу в списки, начало занятий с восьмого января. Все, меня зовут!
— Ее привезет дядя! — успела сказать Лавиния, и ее собеседник отключился.
Кажется, только этим утром Алексей ощутил, наконец, чистую радость отпуска. Дети были розданы в добрые руки, никто не просил с самого утра куда-то побежать и что-то сделать, можно было просто подняться наверх, надеть лыжи и ехать вниз. Мороз распугал самых нестойких, и к подъемнику не стояла очередь. Словом, это было почти счастье.
