— Дорогой мой, ты вот заставляешь дверной замок проржаветь за считанные секунды, и ведь не считаешь это сказкой? Вполне реальная история, уж я-то знаю. Эта парочка была моими прадедушкой и прабабушкой. Просто потом кое-кто решил, что лучше скрыть от публики… э-э-э… некоторые аспекты их приключения.
— Дружочек, — глаза Алекса опасно сузились, а голос стал совсем тихим. — А не мог бы ты начать изъясняться попонятнее? А то вот это вот «кто-то кое-где у нас порой» несколько раздражает.
— Ладно. Пожалуйста. Прадед был магом-пространственником. На тот момент всего лишь закончил бакалавриат и собирался учиться дальше, но тем не менее кое-что он умел. И там, в клетке — кстати, ее описание вполне правдиво — он придумал заклинание прокола пространства. Да-да, прямо там и придумал, не делай такое скептическое лицо! В стрессовой ситуации и не так можно извернуться…
— Ну хорошо, предположим, в твоей семье было придумано такое заклинание. Тогда сразу два вопроса: почему я об этом слышу в первый раз и откуда о нем узнала мадам Руссо?
— В первый раз слышишь… — Тут Кристиан прямо взглянул на собеседника и криво усмехнулся. — В тот единственный раз, когда я им воспользовался, ты был без сознания после ментального удара. Собственно, я и о проколе-то вспомнил, потому что не было иной возможности тебя вытащить.
— Пустыня Тхал… — медленно проговорил Алекс.
— Вот именно! Треклятый Пенджаб. До нашей крепости в оазисе Биканера было не больше километра, но я не мог и тебя волочь, и держать щиты, а пенджаби-тавизы не успокаивались, гнали ментальные атаки одну за другой. А формулу прокола пространства в меня с детства вколачивали, повторяя, что пригодится.
— Понял. Прости, Крис.
— Проехали, — махнул рукой де Вир. — Но я хочу, чтобы ты вот что понял: эта формула не стала известна магическим сообществам по единственной причине. Для того, чтобы ею воспользоваться, нужно не так много энергии, но это должна быть твоя личная жизненная сила. Ее теряет твой организм. А действует прокол максимум на два-три километра.
Мужчины помолчали, переглянулись и дружно потянулись к келимасу. Допив бокал до дна, Кристиан продолжил:
— Понятия не имею, как заклинание прокола могло попасть к Флоре. На моей памяти его никогда не доверяли чужим, даже мужьям и женам — только родившимся в семье, когда у них просыпалась магия. Тьма, это ведь не местная магия, а семейная!
— Понимаю. Ничего, выясним. Ты сможешь дать эту формулу Лавинии?
— Госпоже Редфилд? — Крис потер затылок. — А, была не была. Думаю, уж ее-то можно не опасаться. По крайней мере, пока ты на правильной стороне.
Окинув взглядом зал ресторана — ярко освещенный, неуютный, смахивающий на вокзал — Лавиния на миг пожалела, что согласилась пойти на этот ужин. В конце концов, что она, мало сталкивалась с так называемой высокой кухней? А самые запомнившиеся блюда попадались ей в Нувель — Орлеане, в маленькой таверне на рынке, да еще, пожалуй, в Венеции, на кухне Ка’Виченте… Но кто-то в белом смокинге с поклоном раскрыл перед госпожой Редфилд меню, и она с интересом стала читать четкие черные строчки. Дочитала, подняла брови, хмыкнула и повернулась к стоящему наготове официанту с блокнотом и карандашом.
— Так, мне, пожалуйста, жареного гребешка, утиную печень и филе косули. Только печень не с консоме из креветок, а с чем-нибудь более традиционным.
— Луковый мармелад, мадам? Или, может быть, острый джем из инжира?
— М-м-м… по чуть-чуть того и другого, пожалуйста.
— Вино вы выберете сами или доверите это нам?
Лавиния только махнула рукой: довольно давно она перестала стесняться своего равнодушия к винам. В ее возрасте можно предпочитать аква виту или келимас — впрочем, даже если бы она пила мелкими глотками настой цикуты на серной кислоте, эта компания бы не удивилась.
Дольше всех с выбором блюд колебалась Катя: ей неловко было сознаваться, но каждый раз после занятий с госпожой Редфилд любая еда, от рыбы до мандаринов, казалась девочке сделанной из размоченного картона. Она взглянула на Барбару, та сделала большие глаза и слегка подмигнула; Катя хихикнула и уже уверенно попросила салат из крабов и каплуна с трюфелем.
Намазывая соленое масло и мусс из лангустинов на подсушенные тонкие тосты, Лавиния негромко спросила у Алекса:
— Ну как, удалось что-то выяснить?
— Да, — так же тихо ответил он. — Есть некая методика, но не местная, а семейная. Прокол пространства. Завтра утром Крис даст Вам формулу…
— Это прекрасно, вот только вопрос — если способ принадлежит семье де Вир, как о нем узнала Флора Руссо? Я несколько раз сталкивалась с такого рода семейными заклинаниями, чаще всего их не обнародуют просто потому, что они привязаны к крови.
— Пока непонятно. Выясним, я думаю…
— Госпожа Редфилд! — раздался голос Кати. — А можно вопрос по вашему расследованию?
Лавиния стряхнула с пальцев искорку, ставя щит от подслушивания. И ответила:
— Вообще-то расследование ведет господин Карвер, твой дядя его консультирует, а я… я консультирую консультанта!
— Ага, я так сразу и поняла, — с самым серьезным видом кивнула девочка. — Тогда спрашиваю. Когда у меня начала просыпаться ментальная магия, я пыталась услышать разговор во дворе между горничной и той блондинкой в соболях…
— Камиллой Штакеншнейдер, — дополнил Алекс.
— Наверное. Так вот, вы считаете, что это не может иметь отношения к расследованию?
Сыщики переглянулись. Карвер помотал головой, Верещагин пожал плечами, Буало возвел очи горе. Лавиния вздохнула и ответила:
— Хорошо, будем считать это консультацией. Камилла Штакеншнейдер — великосветская наркоманка. Она начинала с якобы безвредных курительных смесей, а сейчас глубоко увязла в тяжелых препаратах типа пыльцы черного лотоса и таблеток «пурпурное сердце». Судя по той части разговора, которую ты сумела услышать, скорее всего, она сумела приучить к подобного рода вещам брата горничной… кстати, ее зовут Элен Форнье. Наш покойник не был продавцом наркотиков, скорее, наоборот, кем-то вроде лекаря — его отправляли к самым ценным клиентам, если те входили в штопор.
— А как вы это узнали? — Катя внимательно следила за логикой рассказа.
— Мы посмотрели, что вез с собой Кенвуд. Это были средства для выведения наркомана из состояния ломки и некоторого уменьшения зависимости. Как сообщили мои коллеги из следственного управления Люнденвика, барон Штакеншнейдер довольно давно подозревался в том, что именно он руководит поставками и распространением этой отравы по Союзу королевств.
— Барон — это муж Камиллы?
— Да. Сколько мне известно, его уже задержали и допрашивают, и услышанное тобой, в известной степени, дало толчок получению доказательств.
— Да-а?
— Извини, подробностей не будет. Секретная информация, — и госпожа Редфилд улыбнулась, смягчая отказ.
