Меньше всего мне хотелось выяснять отношения с мужчиной. Тем более у меня с ним не было никаких отношений. А секс? Секс даже не повод для знакомства.
— И тебя это задевает? Что я ушла не попрощавшись? — постаралась добавить долю иронии в голос, который так и норовил сорваться в фальцет. — Надо было платочком помахать? Или может быть отправить телеграмму с извещением о своем уходе? Так что ли?
Макаров смерил меня взглядом с ног до головы, а потом просто взял и зашел со спины, отчего мне стало ужасно неудобно. Разговаривать с человеком, которого не видишь, это равносильно пытке. Судя по всему, Герман прекрасно знал что делает, когда совершал маневр.
Я собралась встать, чтобы оказаться лицом к лицу с мужчиной, однако он мне не дал этого сделать, положив руку на плечо, вынуждая и дальше сидеть в кресле.
— Могла бы просто дождаться, — шепнули мне на ухо, склонившись. От движения воздуха, вырвавшегося изо рта мужчины, зашевелились волосы на загривке, а по телу пробежала предательская волна неги, как напоминание о былом. Прежде чем ответить, пришлось сглотнуть тугой комок, застрявший в горле.
— Я спешила, — что еще могла сказать Макарову?
— Не к извращенцу Виталию случайно? — прорычал Герман, выдавая тем самым свое отношение к сложившейся ситуации. Я помимо воли одернула рукава, скрывающие следы, оставленные Слюсаренко. По всей видимости, именно их заметил Макаров.
— Не твое дело, — повернула голову в сторону, поражаясь тому, насколько огромным показался мне Герман. Он подавлял меня только лишь одним нахождением рядом.
— Значит, к нему. И как он тебя принял в распростертые объятья? — саркастически поинтересовался мужчина, едва сдерживая в голосе злость.
— Принял, — старалась сидеть не шелохнувшись, ибо руку с моего плеча Герман так и не убрал.
— А ты рассказала чем занималась весь вечер, пока всех присутствующих в ресторане шмонали? — поинтересовались у меня вкрадчивым голосом.
— Желаешь выяснить поведала ли Виталию как ты трахал меня против воли в подсобке? — мой голос звенел от напряжения. — Ты это хочешь узнать? Было ли мне хорошо быть в очередной раз изнасилованной твоею персоной? Об этом? — слова срывались с языка, словно капли яда, прожигая все, чего коснутся на своем пути.
Мне хотелось сделать Макарову больно, как было больно мне еще совершенно недавно.
— Все было по твоей доброй воле, — опешил мужчина и даже отпустил мое плечо. Он явно не ожидал с моей стороны подобного наезда.
— Это ты кому-нибудь другому расскажи. Тогда в беседке тоже было по моей доброй воле? Может быть забыл как выглядит пистолет? Так я тебе напомню. Он выглядит так, как будто смерть заглядывает тебе в глаза. И если ты считаешь, что это не веский довод для того, чтобы выполнить любые требования, то нам тогда не о чем говорить. Ты зачем меня сюда привез, чтобы выяснить помню ли я вчерашний день? Так я отвечаю — помню. Не забыла ли тот вечер, когда я приняла тебя за другого человека? Так это я тоже помню. Что еще ты хочешь от меня узнать?
— Сколько тебе нужно заплатить, чтобы ты ушла от Слюсаренко? — меня словно кипятком облили. Оказывается вся суть разговора сводилась только к одному — за какую сумму денег я готова продаться. Только и всего.
Я вскочила на ноги и повернулась в сторону мужчины.
— Ты считаешь, что я настолько испорчена, что готова переметнуться к любому, кто больше заплатит? — выставила указательный палец, ткнув им в грудь мужчины. — Так?
— А разве нет? — в закаменевшем лице мужчины живыми были только глаза. Однако понять, что именно в них отражалось было сложно.
— Нет. Ты глубоко ошибаешься, — прошипела я, чувствуя, как ярость переполняет меня через край.
— Скажи еще, что ты его любишь, — сыронизировал Герман.
— А если и так, то тебе какое собачье дело? Может быть, люблю, — я уже не говорила, а кричала. Мы были похожи на двух борцов сумо, пыхтящих друг на друга и прожигающих соперника взглядами.
— Тогда мы это сейчас проверим, — прохрипел мужчина, с силой притянув меня к себе и, начал целовать, неистово, грубо, властно, как будто наказывая за то, чего я не совершала.
В первое мгновение я опешила, во второе начала вырываться изо всех сил, однако Макаров продолжал меня целовать, сминая губы, заставляя приоткрыть рот, чтобы протолкнуть свой язык. А когда ему это удалось, то мужчина победно застонал, принявшись атаковать меня им, не менее агрессивно.
Все мои попытки вырваться приводили лишь к одному… у меня ничего не получалось. Я старалась оттолкнуть мужчину, но в какой-то миг поняла, что не отталкиваю, а прижимаю к себе. Если умом я еще немного понимала, что все это неправильно, то тело меня предало. Внизу живота начало разливаться непривычное тепло, а груди призывно заныли, требуя ласки.
По сути, мужчина впервые меня целовал и то, как он это делал, сводило с ума. С каждым движением губ Германа, толчками его языка, моя решимость оттолкнуть мужчину таяла, словно весенний снег. А когда он чуть прикусил зубами мою нижнюю губу, то все желание сопротивляться испарилось под животным напором мужчины.
Герман отстранился от меня внезапно, как будто вынырнул из воды.
— Так отвечать другому мужчине влюбленная женщина не будет, — сбившееся дыхание не давало мужчине выговаривать четко слова.
— Это ты сказал, — и я сама вновь потянулась к губам Макарова, в последний момент заметив в его глазах сильнейшее удивление.
Я не знала что делаю, но чувствовала, что делаю то, что хочу, к чему стремлюсь и в чем нуждаюсь. И пусть он думает обо мне как о падшей женщине, это его право. Все равно для мужчин все женщины шлюхи. Однако в данный момент я нуждалась в этом мужчине. Мне хотелось от него получить то, что не в состоянии дать Слюсаренко. Пусть это не любовь, но на ласку и нежность я была уверена что могу рассчитывать.
В этот раз губы мужчины оказались гораздо нежнее, да и его поведение изменилось. Исчезла грубость и напористость, осталось лишь дикое желание, которое недвусмысленно упиралось мне в живот.
К черту все предрассудки, все равно первое впечатление о себе уже не исправить, да я не особо то и стремилась. Все равно никому ничего не докажу. Лучше Макаров ко мне относиться не будет об этом даже и гадать не стоит. Кто я для него? Обыкновенная шлюшка, девочка для развлечений. Так почему бы не подтвердить еще раз это? Хуже, чем есть все равно уже не будет.
И я без зазрения совести принялась расстегивать сорочку на груди у мужчины. Мне хотелось ощутить под пальцами его кожу, пощупать стальные бицепсы, провести по широкой груди, услышать биение сердца. От нетерпения я даже вырвала одну пуговицу с мясом.
— Тихо. Тихо. Не спеши, — перехватил мои руки мужчина. — У нас еще много времени.
Это он так думает. Я в этом не была уверена. А потому горько усмехнулась про себя, вслух же ничего не сказала. А зачем портить такой момент?
