— Аэлита Гавриловна, вы не беспокойтесь. Я не голодная, — тут предательски заурчало в животе. — Я тут вам гостинцы принесла, — и принялась выставлять на стол покупки.
— Ты может быть и не голодная, а твой желудок точно не отказался бы чего-нибудь перекусить. Так что посиди спокойно минутку. Не сбивай старуху. А то ты же знаешь мою память.
— Какая же вы старуха, вы пожилая женщина, в самом расцвете лет, — принялась я выговаривать Аэлите Гавриловне. Женщина время от времени любила манипулировать своим возрастом. Я же включалась в ее игру, чтобы потешить самолюбие. Мне это ничего не стоило, а старушке было приятно.
— За гостинцы — спасибо. Умеешь ты выбирать всегда самое свежее и вкусное. Вижу и вкусняшку мне принесла. Не забыла. Хотя не стоило тратиться. Зачем? У меня же пенсия хорошая.
— Знаю я вашу пенсию. Сплошные слезы, — ясно, что на подачку от государства, гордо именуемую пенсия, сильно не забалуешь.
— Прямо скажешь. Вон правительство на шесть процентов повысило, — напомнила мне женщина.
— А инфляция в три раза больше, — парировала в ответ.
— Ой, не будем о плохом. Как ты? — женщина выставляла на стол домашние пирожки, соленую капусту, баночку с грушевым вареньем. Всем, чем была богата. — Что-то ты какая-то не веселая? — Аэлита Гавриловна хоть и носила очки, но зрением обладала острым. И не только им.
Старушка всегда тонко подмечала мое настроение.
— Да все нормально. Работаю все там же. А в остальном все по-старому, — пожала плечами. Вдаваться в перипетии личной жизни желания не было. Не хотелось еще раз переживать случившееся. Да и от старушки я многое из своей жизни скрывала. Вначале мы были с ней недостаточно близки, а после стыдилась рассказывать.
— А как на любовном фронте? — впервые за время нашего знакомства поинтересовалась женщина.
— Тишина, — честно призналась, подавляя в себе желание вздохнуть. Кажется, Аэлита Гавриловна это подметила. Хотя сложно было сказать. На морщинистом лице женщины было трудно определить эмоции. Она, как и я, научилась их скрывать.
— Ты кушай, кушай, — старушка принялась подталкивать ко мне тарелки с едой.
Мы посидели некоторое время в абсолютном молчании. Я медленно жевала, а женщина смотрела на меня, как будто силилась что-то сказать, но все не решалась. Потом все же не выдержала и произнесла.
— Когда-то давно, еще до моего дорогого мужа, приезжала я с родителями в город к материной сестре, то есть моей тетке. А в ее доме гостил троюродный брат ее мужа Артурчик, — я замерла, подняла глаза, ибо голос женщины изменился, став значительно мягче. — Он был старше меня всего на пару лет. Мальчишка мне понравился. Сильно-сильно. Можно даже сказать, что я в него влюбилась. И мне так хотелось ему в этом признаться, что сил не было. Но я была воспитана в строгости. И, естественно, ни о каком признании речи не могло быть. А парнишка тоже был из робких, только смотрел на меня своими огромными синими глазами и молчал. Так мы и промолчали все время, разъехавшись по домам. Потом я долго не могла забыть Артура, плакала. Это, безусловно, была детская влюбленность, но зацепила она меня за душу очень сильно. Потом, когда я уже была замужем, то встретила возмужавшего Артура, и мы впервые с ним поговорили по душам. Оказалось, что и он был ко мне неравнодушен, однако время было упущено. Конечно, может быть между нами ничего бы так и не сложилось, но кто теперь знает. К чему я это все говорила, деточка… К тому, что жизнь нам дается всего один раз и прожить ее надо так, чтобы не было больно за бесцельно прожитые годы. Я, несомненно, слямзила эту известную фразу, но сути это абсолютно не меняет. Подумай на досуге о моих словах.
— Спасибо, Аэлита Гавриловна, я подумаю, — опустила взгляд, чтобы не смотреть в проницательные глаза женщины.
Знала бы она, в чем моя проблема.
Ведь дело не в том, что не могу открыться, а потому что у кое-кого есть жена. И с этим уже вряд ли что поделаешь.
Мы еще некоторое время посидели с Аэлитой Гавриловной на кухне, а потом перешли в такую же крошечную спальню-гостиную, где старушка показала мне, что начала вязать на досуге. Вязала женщина великолепно, правда, из-за зрения приходилось время от времени откладывать в сторону любимое дело, но, тем не менее, она не сдавалась.
Уже поздно вечером я распрощалась с Аэлитой Гавриловной, получив с собою пакетик с пирожками «на утро», как она называла.
После посещения старушки на душе стало значительно легче. Домой возвращалась хоть и затемно, но зато морально удовлетворенной. И старушке скрасила вечерок, и себе облегчила состояние.
Следующие дни прошли для меня совершенно незаметно. Дом — работа, работа — дом, вот и все, что можно было сказать о моем времяпрепровождении. Вечера проходили еще более однообразно, нежели дни. Сидеть возле телевизора было скучно, читать не было настроения, к рукоделию руки не тянулись, а на что-то другое не хватало фантазии.
По возможности я старалась не думать о Макарове, но мысли то и дело возвращались к мужчине. Ну почему он вновь появился на моем горизонте? Наверняка, он и думать забыл обо мне, а я вот никак не могла выбросить мужчину из головы. Особенно тоскливо было ночами. Холодная одинокая постель не самое приятное место, в котором легко забыть горести и печали.
Я даже умудрилась сходить в кино, чего не делала уже давным-давно. Показывали какой-то триллер про потусторонний мир, проникающий в наш. На экране красовалась куча трупов, восставшие мертвецы и обнаженные красотки, владеющие десятком приемов восточных единоборств. Однако фильм был абсолютно не страшный и даже не противный при столь большом количестве крови, присутствующем на экране. Возвращаться домой после фильма было гораздо страшнее. Но к моей радости по пути никто на меня не напал и даже не попросил закурить, хоть я и не курю.
Очередным рабочим утром меня срочно вызвали к Залесской на ковер. Я грешным делом подумала, что в кабинете вновь встречусь с Макаровым. Но нет. Директриса была одна.
— Что-то ты плохо выглядишь, — после приветствия прокомментировала женщина.
— Мало сплю, — не видела ничего плохого в том, чтобы рассказать правду.
— Неужели мужика завела? — прищурив один глаз, сделала предположение Иосифовна. — Хотя на это совершенно не похоже. Слишком безрадостная физиономия, — продолжила делать выводы Залесская.
Я упорно молчала, не вступая в полемику. Есть у женщины настроение загадывать и отгадывать загадки — пусть и дальше этим делом занимается. Мне от этого ни холодно, ни жарко. На меня напала какая-то апатия, и все что происходило вокруг меня мало интересовало.
— Не хочешь говорить. Ну, да ладно. Вот. Забирай, — директриса двинула в мою сторону несколько листов бумаги.
— Что это? — немного расшевелилась после столь бурного проявления чувств со стороны Залесской. Было видно, что ее ранила моя скрытность.
— Документы на командировку. Будешь подтверждать свой диплом. Посмотришь, как у соседей дело ведется, потом расскажешь мне, заодно и отдохнешь. Все же курортный город, — и видя мой готовый сорваться с языка вопрос, произнесла. — Я бы сама поехала, но мне нужен свежий взгляд, незамутненный годами работы. Так что поедешь ты. Все поняла?
