Через два месяца после моего отъезда из Минцзяна родители Хайфэна послали его в город. Пока я резала нитки, он вставлял пластмассовые катушки в кассеты на заводе электроники напротив, и наши выходные совпадали редко. Когда он только приехал, каждую неделю звонил на общий телефон в моем общежитии, хотя редко попадал на меня. Я нечасто о нем вспоминала, скучала только тогда, когда оставалась одна, когда переживала, что мало помогаю йи ба.
В основном свободное время я проводила с Сюань и Цин. У нас были одинаковые джинсы – синие, облегающие, с серебряной звездой на каждой ягодице, – и днем мы дефилировали по улице рука об руку, двигаясь в ритм, будто весь мир существовал, только чтобы смотреть на нас. Мы танцевали под кассеты, которые Цин ставила на своем «Волкмене», – попсу про настоящую любовь или разлуку. Я запоминала слова песен, записывала в ярко-розовый блокнот. Рядом был магазин, где из огромных динамиков гремела музыка и стояли целые стойки разноцветных кассет. Мои любимые песни были про девушек, с которыми плохо обходились парни, но теперь им хорошо и самим по себе.
У Сюань – главной красотки в нашей спальне, с густыми волосами и пышными губками, – в городе был любовник, мужчина почти тридцати лет. Ее парень, оставшийся учиться в старшей школе в деревне, не знал про взрослого мужчину. Я спрашивала, почему она не бросит парня, и она отвечала, что не отказывалась от запасного варианта, потому что у городского любовника уже была невеста с городским хукоу, да и ей самой не хочется за него выходить. Он покупал ей свитера и остроносые туфли и давал карманные деньги, которые она слала домой младшим братьям и сестрам. Меня впечатляло, как просто она к этому относится.
– У моего парня ба ва длинный и тощий, – объявила Сюань. Мы сидели на койках перед сном. – А у моего городского – короткий, но толстый. – Она провела руками по волосам и расправила их на плечах.
– Короткий и толстый лучше, чем длинный и тощий, – Цин поморщила нос и театрально передернулась. У нее были широко расставлены глаза, а сама она была пышкой. Ее старшая двоюродная сестра жила с четырьмя соседками в квартире рядом с центром Фучжоу, и в одно из воскресений мы втроем отправлялись туда в гости – ехали на автобусах через город. Потом я всё не могла выкинуть из головы эту квартиру – со своим туалетом со смывом, со шкафом, где жилицы хранили одежду и обувь. Мне хотелось, чтобы йи ба приехал в мою собственную квартиру, мне хотелось достать тапочки для гостей из собственного шкафа.
– Мой городской – опытный, – говорила Сюань. – Ему нравится делать это стоя.
– О, – сказала Цин, обнажив кривой резец, который обычно пыталась прятать. – Здорово.
Сюань повернулась ко мне.
– А ты, Пейлан? Тебе какие больше нравятся?
С края верхней койки свисала клетчатая простыня.
– Наверно, длинные и тощие. – Я не занималась сексом с Хайфэном, но подружки этого не знали.
– Тебе надо сравнить. Что, если скажешь, будто нравятся длинные и тощие, а сама никогда не пробовала короткие и толстые? Так никогда и не узнаешь, какие больше нравятся, – Сюань поджала губы из-за такой трагедии.
– Деревенские – скромницы, – сказала Цин, хотя сама приехала из такой маленькой деревни, что в нее даже не проложили дорогу. – Ты не скромничай, сестричка.
– Городского можно найти, если у тебя будет вот такое, – Сюань достала кружевной лифчик из сумки с названием магазина «Лаверс». Чашечки были в виде сердечек, и еще сердечко было нарисовано на трусиках. – Их мне купил мой городской.
Однажды вечером, когда я задержалась на работе, Цин и Сюань пошли ужинать без меня, и я слушала, как остальные соседки обсуждают работу на новых заводах. В спальне было жарко и душно. Я так давно не дышала чистым воздухом с моря.
Я спустилась вниз и подождала, пока освободится телефонная будка. Когда на другом конце провода сменились три человека, мне наконец ответил Хайфэн.
– Пейлан. – Мы не разговаривали уже несколько месяцев. – Ты позвонила.
«Ты позвонила».
– Встретимся на следующей неделе?
Мы пошли в мотель, который посоветовала Сюань. Соврали про наш возраст и подкупили клерка моими деньгами. Первоначальный восторг съежился, когда я почувствовала на себе липкие пальцы Хайфэна, а когда он разделся, увидела, что он еще больше отощал. Но я уже решилась стать взрослой, как Сюань.
В первый раз все кончилось слишком быстро. Мы попробовали опять.
– Я так по тебе скучал. – Хайфэн целовал мои щеки и плечи. – Любимая моя. – Я курила его сигареты, пока он спал, и смотрела в мутное окно на строительные леса очередного возводящегося здания. Ушла пораньше и вернулась в общежитие.
Месячных не было два месяца подряд. Как тебе передать мой ужас? Я стала хуже работать, и бригадир Тунг сказал, что уволит меня, если я не приду в себя. В номере мотеля Хайфэн говорил что-нибудь вроде «когда мы вернемся в деревню» и «когда мы будем жить вместе как муж и жена». Я не спала ночами, так и видела перед собой долгий путь через деревню в прокатном свадебном платье, гадком от пота под мышками прошлой и позапрошлой невест, пока соседи хихикают насчет грядущей брачной ночи. Если бы я сказала Хайфэну, что беременна, он бы вел себя так, будто дело со свадьбой уже решено. И еще ждал бы, что я обрадуюсь или, хуже того, буду благодарна. Я увидела, что годы всей моей жизни расписаны до конца: деревня, 3-я улица, дети и мы с Хайфэном, ненавидящие друг друга до самой смерти.
Зарплата. Я попросила у Цин «Волкмен» и пошла в музыкальный магазин, купила кассету на деньги, которые должна была послать йи ба. Я гуляла и гуляла, и увидела шоссе. Подъехал автобус и раскрыл двери, и я села. Водитель спросил, куда я еду, и, пока двери не закрылись, я выскочила. До этого момента я делала всё, что хотела, без последствий. ЧЕРТ! Я шла по обочине шоссе. Проезжая, гудели грузовики, поднимали тучи пыли. На заводе работали замужние женщины – они приводили с собой на работу детей, которые дремали в стопках джинсов XXXL, ожидавших отправки на американские склады. Но мне хотелось домой, в деревню, чтобы обо мне заботился йи ба.
Конечно, мне было одиноко, но надо было думать головой, прежде чем встречаться с Хайфэном в мотеле. Я знала, что мы рискуем, но не ожидала, что окажусь беременной. Какие шансы? Но я влезла в западню и доказала, что отец прав. Йи ба думал, что во всем, что случается с женщиной, виновата всегда сама женщина. Мне это было противно. Если женщина не замужем, то сама виновата, что такая страшная или независимая; если слишком предана мужу, то сама виновата, что такая размазня или отчаянная; если у мужа девушка на стороне, то это жена виновата, что ему надоела, и жена вместе с любовницей виноваты, что позволили ими воспользоваться. Если бы я всё рассказала йи ба, он бы с соседями был только доволен, что за всей своей дерзостью я всегда была девушкой, которая поступает ровно так, как от нее ожидают.
Когда я вернулась в общежитие, было уже темно и ноги отваливались. Цин на меня злилась – она подумала, что я украла ее «Волкмен». И тогда я сломалась и все рассказала подружкам.
