Роланд, вернувшись домой, тут же спросил: «Видел интервью?»
Дэниэл взглянул на оптимистичную улыбку друга и закрыл ноутбук. Ему не хотелось быть как Эван, вопить, что его кидают. Psychic Hearts взлетели. Они с Роландом были на пути к успеху.
– Отличное. И фотка тоже классная.
Дэниэл сидел с Тэдом и Роландом на прямоугольнике заляпанного оранжевого ковра и слушал только что сделанные треки. У Тэда была звукозаписывающая студия в подвале трехэтажного дома в Риджвуде, где он жил с десятью соседями. Дэниэл читал аннотацию, которую написал для кассеты Роланд, и увидел фразу: «Автор всех песен – Роланд Фуэнтес».
– Послушайте, – Тэд перемотал. – Вот это мне нравится.
Роланд кивнул.
– Такой глючный звук.
Стена – пятнашки из фанеры – скрывалась под афишами выступлений саунд-художников и виджеев, рекламой ремонта велосипедов, пикета против джентрификации
[6] в ближайшем парке. Высокие шкафы были забиты микрофонами и усилками, барабанами всех размеров, целыми ящиками б/у инструментов – мятой трубой, серебряной губной гармошкой, пластмассовой флейтой. Рядом с пианино был четырехдорожечный TASCAM и монитор «Эппл» со скринсейвером, на котором саламандры превращались в обезьян. Пока они записывали, на диване рядом с пианино дремал барабанщик, прилетевший из Берлина, периодически просыпаясь, чтобы выйти покурить. «Все нормально, – ответил он, когда Дэниэл заметил, что звукозаписывающая студия не лучшее место для сна. – У меня джетлаг».
Дэниэл отложил аннотацию. Рядом с клубком проводов стояли картонные коробки, полные кассет других групп «МелОнхолия Рекордс». Позже, когда единственным свидетельством его участия будет демка Psychic Hearts, кассеты («Автор всех песен – Роланд Фуэнтес») уберут в очередную коробку.
– Я бы хотел еще более полный, многослойный звук, – говорил Роланд. – Может, даже барабанщик, еще один гитарист.
– Отличная тема, – сказал Тэд. – Чтобы потяжелее, больше гитарной гармонии.
Роланд повернулся к Дэниэлу.
– А ты как думаешь?
Дэниэл ковырял мозоль на указательном пальце. Уставился на афиши и представил, как его мать с выражением на лице «это что за хрень» смотрит на исполнителя экспериментального нойза, манипулирующего звуками на ноутбуке. С чего он вообще ее вспомнил?
– Круто, – ему было трудно выдавить из себя энтузиазм под стать Роланду и Тэду. Их друзья читали книжки о джентрификации и продовольственной независимости и рассуждали о важности «работы с общественностью» и «безопасных пространствах», но все они были студентами или стажерами без зарплаты и жили на кредитки от родителей, и никто не вырос в городе. Соседка Тэда, Софи, которая ходила с бирюзовыми дредами и готовила еду из ингредиентов, собранных по помойкам, спросила Дэниэла, знаком ли он с социалистическими продовольственными моделями, раз он родом из Китая, и он ответил, что родился на Манхэттене. Тэд говорил: «Круто, что ты бросил учебу и забил на родительские нотации про науку. Это просто развод – в смысле, вузы, профессорство и всё такое». Чувствуя себя неуютно из-за того, что кто-то ругает его родителей, Дэниэл спросил: «Как ты понял, что они профессора?» «Мне Роланд сказал», – ответил Тэд. Роланд говорил Дэниэлу, что Тэд финансировал «МелОнхолию» на деньги, которые каждый месяц присылали родители. «Я слышал, твой отец – управляющий хедж-фонда
[7]», – сказал Дэниэл. «Ага, – ответил Тэд, – он вообще мудак». Дэниэл завидовал людям, которые могли принимать свое происхождение за должное, которые могли сознательно решить, что они ненавидят своих родителей.
Постучался другой сосед, кричал, что на кухне взорвался кухонный комбайн. Они готовили песто для кулинарного подкаста Софи, и у какого-то парня там теперь вся рука в кровище. Тэд знает, где аптечка?
Тед встал, отряхивая джинсы.
– Сейчас вернусь.
– Что думаешь про треки? – спросил Роланд у Дэниэла.
Дэниэл укусил мозоль и оторвал кусочек отмершей кожи.
– Вроде ничего. – Он снова посмотрел на афиши. В старшей школе он накурился в амбаре Коди Кэмпбелла и ему показалось, что он увидел летучих мышей, и психовал, пока Коди не сказал, что под потолком не мыши, а тени от садовых инструментов. «Споку-уха», – говорил Коди. Смешно, нелепо – то, что он внезапно вспомнил про амбары, мышей и Коди Кэмпбелла в этом подвале в Квинсе.
– Эй, а помнишь Коди Кэмпбелла?
– Что, того жирного урода?
Дэниэл пожевал кожу.
– Не знаю, потяну ли я.
– Конечно потянешь. Прошлые концерты прошли идеально. Первый – это просто сбой.
– Я не про концерты.
Но разве Роланд поймет? В Риджборо из-за фамилии и светло-коричневой кожи Роланд вызывал подозрения, но все-таки он явно был Лизио; у них с матерью одинаковые острые лица и редкие темные волосы. Когда они вдвоем выступали в городках, где их не знали, некоторые по приколу дразнили Роланда, пели на испанском – те же люди, что кричали Дэниэлу «Коничива-а!». И был один раз, когда на шоссе за Риджборо их остановил коп – под ложным предлогом, ведь старый почтовый фургон Роланда едва разгонялся до скоростного лимита. Коп устроил Роланду проверку на трезвость, хотя они с Дэниэлом очевидно были трезвыми; Дэниэл сидел в ужасе на пассажирском месте, заметив страх в осанке Роланда, когда тот стоял на шоссе с руками за головой, а коп разглагольствовал про пьяных мексиканцев. Когда их отпустили, Роланд поехал прямиком в Риджборо, и это был тот редкий случай, когда он лишился дара речи. Когда Роланд наконец заговорил, он сказал: «Надо выбираться отсюда ко всем херам». И Роланд выбрался, как и Дэниэл. И всё же Роланд говорил только на английском, не носил несколько фамилий, всю жизнь знал, кто его мать и где ее найти. То, что выделяло его в Риджборо, – покойный отец-латиноамериканец, овдовевшая белая мама – Роланд использовал с выгодой для себя. Выглядел как можно более не так. Одевался как фрик, провоцировал косые взгляды, упивался ими.
– Ты что, думаешь, мы с Тэдом всерьез? Я же просто фигней страдаю. Тэд вообще только и делает, что фигней страдает. Не нужен нам новый вокал, если тебе не нравится.
– Не уверен, что хочу, чтобы наша музыка двигалась в этом направлении. Не хочу больше слоев.
– А чего ты хочешь? – в голосе Роланда прозвучала резкая нотка. – У нас же тут коллаборация.
– Что-то непохоже. Это звук, который хочешь делать ты, чтобы ублажить Хатча. Это ты пишешь все песни.
– Кто мешает писать тебе?
Дэниэл так разозлился, что начал дрыгать ногой.
