– Тебя волнует только твоя крутизна, чтобы ты всем нравился.
Роланд оторопел – как в тот раз, когда они шли через Вашингтон-Сквейр-парк и ему на плечо насрал голубь.
– А тебя нет, что ли? Брось ты. Я же помочь тебе хочу.
– Помочь?
– Я мог бы взять в группу любого. Будто в городе нет нормальных гитаристов. Но тебе же нужен был повод убраться с севера.
Дэниэл толкнул ногой пустую чашку кофе.
– Это что еще за благотворительность?
– Ты нравишься всем, кроме себя самого, – сказал Роланд. – Ты знаешь, сколько раз я пел на сцене? И каждый раз я на нервах. Один раз меня стошнило в туалете перед саундчеком.
Подбородок Роланда скакал, когда он говорил, – рудиментарная черточка из детства, – и в Дэниэле промелькнула утраченная симпатия к молодому Роланду из школьных времен. Он не мог подвести лучшего друга.
– Короче, играем с Ясмин 1 мая – считай, на разогреве, – а потом наш большой концерт 15 мая, где будет Хатч. Две недели на всё про всё.
– Стой, – сказал Дэниэл, – это какой день?
– Понедельник.
– Нет, я про сегодня. – Он посмотрел на телефоне. Двадцать седьмое апреля. Час назад был пропущенный звонок от человека, о котором он думал. – Погоди, я сейчас вернусь.
Он пробрался через лабиринт коридоров, мимо кухни, где краем глаза заметил залитую песто и кровью стойку, Софи и Тэда, забинтовывавшего руку парню, и нашел дверь, которая выходила на гравийную стоянку. Ночь была прохладной, над пластиковым сайдингом дома светила долька луны. Он разблокировал телефон и набрал номер «Мама и папа».
Он был рад, что ответила Кэй, а не Питер.
– Мам, – сказал он. – С днем рождения.
– Я тебе звонила, но не оставила сообщения.
– Знаю, видел.
– Твой отец об этом ничего не знает – и я ему не скажу, – но я разговаривала с деканом в Карлоу, и она готова с тобой встретиться. Ты всё еще можешь поступить до осени.
– Подожди…
– Она сказала встретиться с ней через две недели, в пятницу 15 мая. Тебе надо быть здесь с утра.
– Я не знаю… А как папа? Что делаете на твой день рождения? Он устроил поиск сокровищ?
– У нас всё хорошо. Искали этим утром. Первая подсказка пришла по почте – он положил ее в конверт от счета! Потом мне пришлось пройти всю улицу и искать подсказку в тюльпанах Лоутонов. Теперь он готовит мне ужин.
– Скажи ему, что я это несерьезно, с тем сочинением.
Он услышал, как кричит Питер: «Милая?» – и Кэй сказала, что ей пора.
Первого мая, за две недели до большого концерта, Psychic Hearts отыграли несколько песен на уличной площадке под скоростной магистралью Бруклин-Квинс, на разогреве для Ясмин. Дэниэл пригласил Майкла, и тот потом подошел и прокричал: «Это было офигительно!» Роланд, Нейт и Хавьер оглянулись – к Дэниэлу на концерты никогда не приходили друзья.
Он представил Майкла как двоюродного брата, и Майкл протянул руку. Роланд пожал, а Нейт и Хавьер просто кивнули и продолжили свой разговор.
– Вы отожгли, – сказал Майкл.
– Спасибо, что пришел, – сказал Дэниэл.
Майкл взглянул на Роланда:
– Как вы познакомились?
Роланд поднял брови.
– Да мы как бы росли вместе? Дэниэл – мой лучший друг.
– Мы тоже росли вместе, – сказал Майкл. – Когда жили в Бронксе.
– Ты жил в Бронксе?
– Несколько лет, – ответил Дэниэл.
– И ваши мамы – твоя родная мама – они были сестры?
– Что-то в этом роде. Очень близки.
– Ты с ней уже разговаривал? – спросил Майкл.
– Оставил сообщение, но она еще не перезванивала.
– Погоди, – сказал Роланд, – ты звонил маме?
– Я узнал ее телефон от Леона. Дяди Майкла.
– Может, номер не тот, – сказал Майкл. – Он ведь уже давний.
– Автоответчик был ее. Я узнал голос.
– Ну и пошла она, – сказал Роланд.
У Майкла отпала челюсть.
– Прошу прощения?
– Прости, я знаю, это твоя родная мама и всё такое, но если она не хочет с тобой разговаривать – ей же хуже. Я говорил: если позвонишь – пожалеешь.
– Ты говорил ему не звонить собственной матери?
Роланд пригладил волосы.
– Она не его мать.
– Она моя мать, – сказал Дэниэл.
– Она же тебя не растила. В смысле, я никогда не знал папу – ну и хрен бы с ним, понимаешь?
– Я тоже не знал папу, – сказал Майкл. – Но Деминь – в смысле, Дэниэл, – он же маму знал очень хорошо.
– Ладно, делай что хочешь, – ответил Роланд.
Майкл раскраснелся.
– Он и так делает что хочет.
– Ну, Кэй тоже моя мама, – сказал Дэниэл. Ему бы хотелось быть круче; ему бы хотелось наплевать и забыть. Но он был как Майкл – очевидный, прозрачный. Он спросил Майкла, не хочет ли тот присоединиться к ним в баре поблизости, а когда тот отказался, потому что завтра рано утром у него пары, Дэниэл почувствовал облегчение.
– Здорово было наконец увидеть тебя в деле, – сказал Майкл. – Серьезно, вы зажгли. Круче Maroon 5. – Уходя, он добавил: – Приятно познакомиться, Роланд.
– И мне, – ответил тот.
Когда Майкл скрылся за углом, Нейт и Хавьер расхохотались.
– Он сказал Maroon 5? – фыркнул Нейт. – Эй, Роланд, а ты у нас, значит, Адам Левин?
– Заткнись, Нейт, – сказал Дэниэл.
В Потсдаме ему никогда не нравились вечеринки – он всегда думал, что должен быть в месте покруче, поинтереснее, с друзьями покруче и поинтереснее. Теперь его вроде бы окружали крутые люди, и все-таки неуловимое ощущение удовлетворения – любви? – так и не возникло.
После концерта он пошел домой один, оставив Роланда в баре с его друзьями. С тех пор как Дэниэл доказал, что умеет играть, Нейт развернулся на сто восемьдесят – больше не забывал его имя, слушал, когда он говорил. Но Дэниэла не тянуло общаться с людьми, которые притворялись друзьями, только когда это выгодно в социальном плане, которые в упор не видели Майкла так же, как два месяца назад – его самого. С ними Дэниэл был подопечным благотворителя Роланда и парнем на заднем плане фотографии Хавьера, но Майкл – Майкл предан ему всегда.
Может, его мать занята, или уехала туда, где не ловят телефоны, или потеряла мобильник, или разбила и теперь покупала новый. Может, у него такой плохой китайский, что она его даже не узнала, – хоть он и назвал свое имя и два раза повторил телефонный номер. Может, его речь испортилась после долгого простоя – и слова, которые казались терпимыми для продавцов овощей и фруктов, на самом деле были тарабарщиной, неязыком, гортанным бредом. А может, она притворилась, что не поняла.
