— Ника! Мы не закончили.
Егор все не успокаивался.
Своенравный, напористый, признающий только собственное мнение и не желающий слышать слово «нет». И он еще уверяет меня, что может измениться? Смешно…
— Позвольте пройти… Разрешите… Я спешу…
Егор и не думал отставать.
Я прибавила скорость, просочилась между двумя парочками, завернула за угол…
Взгляд упал на тяжелую бархатную портьеру, загораживавшую какую-то нишу. Я, недолго думая, юркнула в крохотный пыльный закуток и затаилась, почти не дыша.
Подожду тут немного, все равно к Яне уже опоздала. Пусть Егор уйдет — тогда можно будет позвонить сестре и договориться о встрече.
Несколько мгновений ожидания, быстрые, уверенные шаги там, за занавеской, и раздраженное восклицание совсем рядом:
— Ника.
А потом гораздо тише и злее:
— Куда она делась?
Я замерла, боясь шевельнуться. В небольшом тесном углублении некуда отступать, а Егор остановился в шаге от меня — нас разделял лишь плотный бархат портьеры.
Негромкое жужжание сотового, и снова отрывистый мужской голос:
— Слушаю. Нет, не могу. Нет, я сказал. На вечер у меня другие планы… Да… Перезвоню…
Плохо дело. Если на сегодня у Егора в планах я, он точно не отстанет. Будет преследовать с упорством носорога. До сих пор мне удавалось избегать встреч и не отвечать на его звонки, но почему именно сейчас все так неудачно складывается?
Егор почему-то медлил, не уходил. А потом у меня в сумке беззвучно завибрировал мобильный. Я от неожиданности дернулась, попятилась, вжимаясь спиной в стену… Вернее, попыталась вжаться, потому что вместо стены за спиной оказалось пустое пространство.
Еще одна ниша? Нет не похоже, слишком уж она глубокая. Скорее, коридор — узкий и очень темный. Наверное, поэтому я его сразу и не заметила.
Телефон продолжал настойчиво требовать моего внимания, подтверждая, что Егор не намерен сдаваться. С трудом развернувшись и ободрав плечо, я помянула упрямого бывшего «тихим, ласковым словом» и двинулась вперед по коридору. Туда, где, возможно, был выход, а главное — не было Егора. Все лучше, чем стоять и ждать, уйдет он, или все-таки догадается отдернуть портьеру.
С каждым шагом становилось все темнее, словно какая-то непроницаемая пелена на глаза опустилась. Ниша постепенно отдалилась, и теперь я, скользя ладонями по стенам, пробиралась буквально на ощупь.
Минута…
Вторая…
Третья…
Казалось, я иду уже целую вечность, а ничего вокруг не меняется.
Да что ж этот коридор такой длинный? Кроличья нора какая-то… Ага, между мирами.
Усмехнулась своей невеселой шутке, и тут впереди что-то блеснуло, обозначая контуры двери.
О, вот и выход. Наконец-то!
Еще пара торопливых шагов, и я, нажав на массивную витую ручку, буквально вывалилась наружу. Чтобы тут же замереть, растерянно разглядывая совершенно незнакомый внутренний двор.
Я часто бывала в театре — на репетициях у Яны, спектаклях, сборах их труппы, в гримерках, подсобных помещениях. Изучила если не каждый, то почти каждый уголок этого старинного, еще дореволюционной постройки здания, уютно устроившегося в самом центре города, но этого места ни разу не видела.
Высокий, глухой деревянный забор. Ворота с тяжелым засовом. Под ногами — неровные, выщербленные, даже на вид очень древние каменные плиты, в щелях между которыми густо растет трава.
Довершала картину притулившаяся сбоку телега с сеном.
И больше никого и ничего. Лишь небо, солнце, чириканье воробьев и тишина. Даже гула с улицы не слышно. Словно я не в центре современного мегаполиса, а в патриархальном «московском дворике» с картины Поленова.
Может, здесь фильм снимают и это просто-напросто декорации? Да, скорее всего, так и есть. Ладно, потом у Янки спрошу.
Кстати, о сестре… Надо бы ей позвонить.
Я поспешно достала телефон, но лишь для того, чтобы удостовериться: сигнала нет, а значит связаться с Яной и предупредить, что опаздываю, не получится.
Прошлась по двору, надеясь, что сигнал появится, — бесполезно. Дернула засов на воротах — не поднимается. И повернула назад, к зданию театра, которое с этой стороны выглядело каким-то облезлым и запущенным. Серые обшарпанные стены, мутные стрельчатые окна и две деревянные двери на ржавых петлях
Так… Из той, правой, я только что вышла — возвращаться точно не стану, — поэтому, в лучших традициях всех уважающих себя странников, пойдем налево. Надеюсь, еще одного такого же длинного коридора там нет.
И я решительно потянула на себя ручку.
Коридора за дверью, и в самом деле не оказалось. Но лучше бы он был, честное слово. Простой, понятный коридор, пусть даже узкий и темный, а не затхлое помещение, с деревянными стеллажами от пола до потолка, плотно забитыми какими-то ящиками и коробками. В комплекте со всей этой невесть откуда взявшейся «роскошью» шел здоровенный бородатый мужик в широченных мятых штанах, заправленных в сапоги, и в темной засаленной рубашке навыпуск.
Господи, это что еще за ряженый? Актер из фильма, что снимается там, во дворе? Гм… Тогда все ясно.
Несколько секунд мы с бородачом молча смотрели друг на друга. Потом он скривился и пробасил:
— Чего тебе, девка?
От подобной любезности я на секунду даже растерялась. Он что, из роли до сих пор не вышел? Ладно, черт с ним, мне главное, до Янки сейчас добраться.
— Добрый день, — поздоровалась как можно более миролюбиво. — Скажите, здесь можно пройти к гримеркам?
— Куда?
— Внутрь, в театр?
— Чего?
Да он не просто хам, а еще и не очень умен. Мягко говоря.
— Я спрашиваю, у вас тут есть сквозной проход… — терпеливо начала я, но тут мужик, видимо, сложил наконец в уме два и два.
— Внутрь хочешь? Ко мне? — оживился он. — Это хорошо. А прислал тебя кто? Безухий? Не видел тебя в его заведении. Хомяк?
Бородатый прищурился, оглядывая меня с ног до головы.
— Странная ты какая-то. Так вроде чистенькая и ладная. А одета в тряпье.
Сравнение моего дизайнерского платья с тряпьем возмутило. Понимаю, не всем нравится стиль «бохо» И длинное мешковатое платье из небеленого льна с нарочито небрежными защипами на лифе, «рваной» ассиметричной юбкой и крупными деревянными украшениями кое-кого может смутить. Но тряпье? Это уже слишком. На свою бы засаленную рубашку лучше посмотрел.
Мужик, тем временем, закончил меня изучать и деловито осведомился:
— Сколько?
— Что сколько? — теперь уже изумилась я.
