Саша подняла голову.
— Романовская показывала мне это место с дороги. Там чистое поле. Кусок ничьей земли.
— А вы слышали, что среди убитых было два брата Залусских? Василий и Янка. Может, это ваши родственники?
— Не думаю, — ответила она.
Саша просмотрела псевдонимы тайных сотрудников.
— Галонзка, Нил, Молот, Акула. Не хватает только Лупашки. Ведь это имена «проклятых солдат».
— Наверное, они считали это забавным. Шутка, — пояснил Петр. — Все досье, которые вы держите сейчас в руках, — это одновременно борющиеся за независимость белорусы. Они в семидесятых пытались вернуть свою землю.
— Вы же поляк.
— Я не знаю, кто я. — Петр пожал плечами. Он что-то рисовал на листке, вырванном из календаря. Видимо, умел делать несколько дел одновременно. — Был поляком, был и белорусом. Кто тут точно знает, кто он на самом деле? Понятие «чистокровности» сильно преувеличено. Это теория, не больше. Особенно в этих местах. Поэтому меня очень смешат эти активисты. С обеих сторон.
— Так, значит, Ивона жива? — перебила его Саша. Она распечатала новую пачку R1, целлофановую упаковку положила на блюдце. — С ней все в порядке?
— Квак заботится о ней. Они ждут фальшивые паспорта, по которым уедут из страны. Я им помогаю. Потом, когда все успокоится, может быть, съезжу к ним. Я никогда не был в Ирландии, хотя в свое время много где побывал. Разумеется, по работе.
— Кто им делает эти документы? Ваш ведущий офицер?
Петр кивнул на папки.
— Худой. Почитайте, вы догадаетесь, кто. Слова ни к чему.
Саша встала.
— Я вызову подмогу. Полиция должна присутствовать при осмотре.
— Раз это необходимо. — Петр согласно кивнул. Он смял записи вместе с целлофаном от Сашиных сигарет и сунул себе в карман, словно заметал следы. Термос, чашки и блюдца поставил на поднос и унес на кухню. Через минуту столик был совершенно пустой. Ничто не выдавало то, что здесь произошел долгий ночной разговор. — Но я покажу только вам. Потом можете делать эксгумацию. Без меня.
Она набирала номер, но Романовская несколько раз сбрасывала звонок. То же самое с Джа-Джой и Доманом. Получив от комендантши информацию о том, что она «не может говорить, так как находится на следственных действиях», решила написать ей эсэмэску. Сообщила, что едет на место преступления и попросила срочно связаться с ней. Ответа не было, но Залусскую это не удивило.
— Поехали, — распорядилась она. — Возьмите какого-нибудь водителя.
— Ни в коем случае, — ответил он. — Я не могу здесь никому доверять, кроме вас.
* * *
Алла ступала осторожно, почти бесшумно. За последние дни не упало ни капли дождя. Солнце же жарило просто адски, как в июле. Несмотря на то что от реки тянуло сыростью, луг абсолютно высох и ночью, в свете луны, напоминал скошенное ржаное поле. Этой дорогой старушка шла третий раз, но еще никогда так не боялась. Живая изгородь скрывала вход, и она не знала, как долго ей придется искать калитку. У нее был фонарик, но она, на всякий случай, не включала его. Когда Алла дошла до дома Косеков, ее опасения развеялись. Еще издалека она заметила вход, заклеенный красно-белыми полицейскими лентами. Она наклонилась, прошла под ними и уверенно потянула за ручку. Калитка была закрыта и опечатана, чего и следовало ожидать. Алла сунула ключ в замок и оказалась во дворе.
Сейчас можно было светить не боясь. Живая изгородь надежно защищала ее от любопытных глаз. Сопя от усталости, она направилась прямо к колодцу. Взяла ведро, отмотала старую цепь. От скрипа, который издавала ручка колодца, волосы у нее встали дыбом. Наконец ведро ударилось о дно. Она услышала плеск, а потом удар металла о металл. Старушка прикрыла глаза и постаралась сосредоточиться на задании. Ей следовало выловить то, что находилось внизу. Она набирала и вытаскивала ведро за ведром, каждый раз переливая воду в стоящую рядом бочку. Руки разболелись. Ей хотелось сесть и отдохнуть, но на это не было времени. Тяжело дыша, она возобновила ловлю. На этот раз благополучно. Из последних сил вытащив полупустое ведро, на его дне она заметила небольшой сверток. Алла взяла в руку тщательно замотанный целлофаном предмет, небольшой, но тяжелый. Окоченевшими пальцами пыталась разорвать скотч, но быстро поняла, что без ножниц или ножа у нее не получится распаковать находку. По форме, однако, было понятно, что это именно то, за чем она пришла. Наполовину разорванная пленка открывала рукоятку старого револьвера типа «Бульдог». Он был слегка заржавевший, с дулом, обрезанным у самого барабана.
— Может, помочь? — Она услышала за спиной мужской голос.
Алла резко обернулась. Мокрый сверток чуть не выпал из ее рук.
* * *
Ночной лес превратился в сплошную черноту. Кроны деревьев защищали их от ветра. Кроме темноты вокруг царила тишина, изредка нарушаемая типичными для пущи звуками: уханьем совы или тихим потрескиванием веток, задетых пробегающими вдали животными. Петр припарковался возле участка вырубки леса, дальше им пришлось идти пешком. Вооруженные фонариком и картой, на которой Саша обозначала дорогу, чтобы завтра привести сюда следователей, они добрались до урочища Под плакучей ивой. Уже издали Залусская заметила березовый крест, белеющий в темноте. Петр подошел и поднял кусок деревянной палки. Выудил из-за пазухи молоток и прибил православную перекладину.
— Люди думают, что это место массового захоронения. Приходят сюда молиться. Отчасти они правы, — изрек он. — Только вот тот, кто лежит здесь, молитв не заслуживает. Но это мое мнение.
Саша продрогла. Она была слишком легко одета. Днем стояла тропическая жара, но ночи были еще холодные. Стуча зубами, она взяла телефон и сфотографировала мнимую могилу, хотя все еще была настроена скептически.
— Вы хотите сказать, что это здесь?
Петр кивнул и указал на хату вдали.
— Это случилось там.
Двор был огорожен старым, перекошенным забором. Издалека казался заброшенным.
— Сейчас там живет Дуня, — добавил он.
— Она знала с самого начала?
— Скорей всего, — неопределенно бросил он. — Думаю, что в конце концов ей сообщили, потому что, когда я пытался сказать ей правду, она не захотела меня слушать. Для них было важно, чтобы она не требовала искать его и при этом чувствовала себя косвенно виновной. Страх перед общей ответственностью заставляет всех молчать. Да, думаю, что она знала. Можете спросить ее саму.
— Я уже говорила, как она реагирует на меня. Молчанием.
— Тогда, после случившегося, она отвернулась от меня. Просто стала избегать, и все. Даже не дала увидеть сына, будто я был его недостоин.
Петр подошел к старому дубу. Без труда сорвал с коры верхний слой мха, открывая небольшой православный крест.
— Не знаю, кто его вырезал. Такой же был на месте братской могилы возниц. Кто-то приходит и регулярно его подправляет. Не я. И не Дуня, — сказал Петр. — Кто-то другой, наоборот, выдергивает этот крест и выбрасывает его в канаву. Словно дает понять, что здесь нет места для русских. Понимаете, для многих это синоним: православный равняется русский, а белорус это еще хуже, потому что коммунист.
