— Салон, — Вадим жестом музейного экскурсовода протянул руку. — Всю пластмассу переделывал сам.
— Заметь, красного дерева сюда столько пошло, что пол-Африки без леса осталось. Чего лыбишься-то?! Правду говорю! Смотри-смотри, газовая плитка на две конфорки, на подвесе! В шторм колбасу можно жарить без всякого ущерба для здоровья и гигиены! Шкафчики вот для дождевой одежды, два. Сам конструировал, мужики с завода помогали по осени собирать. Посуды полный набор, одеялко теплое на всякий случай, специи всякие. Давай пиво.
— Что? — Глеб понял просьбу не сразу. — Чего давать-то тебе?
— Пиво, говорю, давай. Бутылки три-четыре, не жалей.
— На, пожалуйста. Зачем три-то сразу?
— Смотри, — гордый собой Назар ловко, одну за одной, воткнул бутылки в специальные держатели у выхода из каюты. — Ну как?! Каков гениальный конструктор Назаров-Туполев-Черепанов! А! Простор, солнце, ветер и мы, не отрываясь от парусов и руля, попиваем на палубе «Туборг»! Класс! Ну, Глеб, скажи, что класс, а?! Ведь правда?!
— Интима ты от меня, приятель, не дождешься, целовать я тебя за трудовые подвиги не стану, но… Горжусь, горжусь сэйлором! Что есть, то есть, ты прямо как Леонардо, не меньше. Открывай-ка по этому случаю по одной. Прямо так, на палубе, как было тобой и предусмотрено! Действительно, Вадик, шикарно!
— Еще вот, глянь… Она у меня не килевая полностью и не швертбот. По нашей речке с килем-то много не находишься, глубина тут не очень, а как у меня сделано, так вообще к любому берегу можно по желанию приткнуться. И шверта в каюте не видно! Класс! Поднял его немного, если помельче, и дуй куда хочешь, безо всякого сомнения!
— Я еще по осени «Меркури» купил, пять сил, нормальный моторчик, бензина ест немного, до водохранилища, если ветер стихнет, без проблем можно добежать. Да и домой спокойней добираться. Я тут чаще с Эмкой путешествую, она это дело любит, всегда со мной просится, если я не с мужиками выхожу, без нетрезвой компании. Вот Людмила как-то сразу лодку не полюбила, не знаю даже и почему, — Вадим сокрушенно пожал плечами, сплюнул за борт. — Наверно потому, что гальюна здесь нет. Мала лодочка, туалетные дела сюда не воткнешь. А когда я с Эмкой на воду выхожу, всегда поближе к берегу держусь. Если что нужно, то я быстро к каким-нибудь кустикам приткнусь, и все у нас с ней в порядке. Вот так.
Капитан Глеб еще раз с удовольствием огляделся по сторонам, ловко подтянулся на руках в проеме каюты.
— А как с семьей, как твоя хозяйка? Людмила тебя не гоняет, что пропадаешь все время на лодке? Со здоровьем-то как?
Очки делали глаза Вадима большими и радостными.
— Здоровье — во! Я этих микробов и вирусов давлю одним усилием воли! А Людмила тебе привет большущий передает, видеть тебя очень хочет, сегодня вечером за ушицей и поболтаете с ней обо всем…
Вадим внезапно поскучнел, что-то вспомнив, потом махнул рукой.
— A-а, ладно, катись оно все… обойдется… Пошли в гараж, сетку по-быстрому переберем, а то мы с тобой так и до вечера не управимся.
— Вот здесь, в гараже, я свою «Сузучку» и оставляю.
Назар привычными движениями накидывал на гвозди, вбитые в распахнутые гаражные двери, неширокую сетку-«китайку». Поплавки на капроновой подборе он аккуратно вешал налево, нижний край сетки, с грузиками, — направо. Сухую траву и водоросли, изредка попадавшиеся в полотнище сети, сбрасывал себе под ноги.
Капитан Глеб развалился у ворот гаража на солнышке, в старом продавленном автобусном кресле.
«Теплынь, холодное пиво, сетка направо, сетка налево, мусор вниз… Замечательно!»
— Ты уж извини, я веревки на яхте не разбирал особо-то. Прошлый раз в дождь пришли с Эмкой с рыбалки, я сетку просто в ящик бросил, не чистил домой мы с ней рванули побыстрее. Она замерзла, уже зубами даже стучала. Но молодец у меня девка растет! Устала, промокла, а ведь не пикнет ни слова, не пожалуется! Вот повезло мне с дочками-то!
— Чего косишься на сетку? Не одобряешь? Ничего, когда ушицу хлебать будешь, еще не раз скажешь, что правильно придумано! Ведь согласись, Глеб, что, кроме поплавочных удочек, предназначенных для удовольствия, на борту всякого промыслового судна должны быть и серьезные рыболовные снасти… Ага?! Вижу, уже соглашаешься! Пр-равильно!
Вадим туго затянул зубами узел на капроновой нитке, откинул полотнище сетки на вытянутые руки, внимательно осмотрел его от верхнего края до нижней подборы.
— Класс! Сейчас выйдем к фарватеру, поглубже, метра на три, поставим сеточку, а сами под моторчиком пошлепаем окуньков! Или, если ветерок зайдет подходящий с залива, под парусом потихоньку порыбачим! Или нет? Ты чего такой задумчивый-то? С речными окушками, что ли, не хочешь связываться? Не узнаю я тебя, не узнаю! Ты отдыхать ко мне приехал или размышлять?! Расслабься!
С широкой улыбкой Вадим посмотрел на Глеба из-под ладошки.
— Слушай, Глеб, а ты себе яхту там, где-нибудь на Канарах, случаем еще не приобрел? Ты ведь в школе-то парусом бредил, мечтал океанскую яхту купить, говорил всем в классе, что обязательно шхуну купишь, большую, за одиннадцать тысяч рублей!
— Да ну, куда уж нам за вами успеть, за береговыми-то олигархами. Это вы тут на яхтах по речкам рассекаете да на мотоциклах по ночам горожан тревожите.
Назаров рассмеялся.
— Опять наш благородный Глеб Никитин не сказал ничего конкретного!
— Язык нужен политику, чтобы скрывать свои мысли.
— Кто эту хренологию придумал, ты, что ли?
— Почти. Талейран.
— Опять двадцать пять! Ни минуты не можешь без своих древних греков.
Глеб восторженно привстал в рваном кресле.
— Слушай, Вадим! Как ты сегодня здорово мне все в тему напоминаешь! Знаешь, как я вам тогда сильно завидовал, в десятом классе-то. Тебе, Поливану, Серому. У вас ведь у всех приемники были, у тебя, кажется, «Океан», да? У Поливанова Юрки — «Маяк» вроде, не помню точно. Как сейчас вижу, как по утрам в школе вы всегда трепались про эту передачу — «Опять двадцать пять», шутки всякие из нее повторяли, а у меня ни приемника, ни магнитофона не было, я ничего никогда такого по радио не слышал, просто терся в вашей компании и поддакивал…
Вадим, не отрываясь от сетей, окинул внимательным взглядом одежду гостя.
— Ремень, у тебя, Глеб, фешенебельный!
— О! Узнаю родное поколение — на одних ценностях воспитаны! Ремешок, как ты правильно заметил, на мне классический. У Маккены в кино такой же был, помнишь, он там этого негодяя на скале подсек под ноги таким вот пояском, с тяжелой пряжкой. Я с пятого класса об этом ремне, между прочим, мечтал. В прошлом году в Роттердаме у какого-то обкуренного голландца выменял на спартаковскую кепку.
— Чем сейчас-то занимаешься? Все также мотаешься по городам и странам?
— Ага. И по континентам тоже.
