— Послушай, когда я там у тебя на спине отдыхал, а ты орал на наших мужиков, дурная мысль почему-то пришла в меня. Ты так гладко матерился на причале — я и подумал, ведь ты же в школе-то вроде заикался же, да? Комплексовал еще вроде, или я чего путаю, Глеб?
Вадим в полный голос расхохотался и сразу же нехорошо закашлялся.
— …Тут я у него мотаюсь под мышкой, весь такой раненый, а он речугу толкает гладко так, как депутат какой-нибудь важный: порешу, мол, всех, кто на дружбана моего коварно покушался!
Он незаметно покосился на часы, лежащие на тумбочке.
— Проголодался?
— Да нет… Людмила сейчас должна уже прийти.
— Ладно. Пойдем и мы, пока тут айболиты шприцы в тебя втыкать не начали. Сегодня мы с мужиками у Панаса небольшое безобразие устраиваем, завтра с утра я улетаю. Так что, если не удастся еще раз увидеться, держи…
Капитан Глеб встал и бережно пожал высунутую из бинтов ладонь Вадима.
— Без меня ни в коем случае не участвуй ни в каких боевых действиях. Обещаешь?
— Ага, как только махаловка у меня намечается, так я тебе сразу же даю телеграмму! Приезжай, напарник Глеб, будем вместе истреблять негодяев!
— Я серьезно.
— А вот ради нее я не буду себе ничего такого позволять… Иди ко мне, моя маленькая!
Неуклюжий в своих больничных одеждах Вадим привлек Эмму к себе. Она послушно потянулась к отцу, одной ручонкой осторожно обнимая его за перебинтованную шею, другой придерживая падающую с колен книгу.
Жанка встала.
— Куда ты, Жан? Подожди. — Глеб шагнул ей навстречу.
Не вытирая слез, Жанка наклонилась и поцеловала Назарова.
— Нет, я пойду. Прощай, Вадик. Мне уже нужно идти… А вы тут еще… поболтайте.
— Ну ладно… Действительно вам вроде как пора.
Проводив взглядом медленно закрывающуюся створку двери, Назаров облегченно вздохнул, извинительно и близоруко покосился на Глеба.
— Вот это и есть настоящее божественное благолепие… Когда вот Эмка тут, ты; тепло, светло и ничего делать не надо. Сейчас еще Людка бульончика с потрошками принесет, жирненького! — Вадим мечтательно улыбнулся. — Хорошо, когда вы рядом.
— Все! — Глеб, торопясь, задел халатом высокую спинку больничной кровати и решительно вышел из палаты.
Сразу же за ним дверь опять скрипнула. Высунулась мордашка Эммы.
— Дядя Гудвин, а ты к нам еще приедешь?
Из палаты до Глеба донесся хриплый назаровский смех:
— Брысь, сопливая! Выдумала такое, обзываться она еще тут будет на взрослых…
В коридоре Жанна уже окончательно вытирала платком покрасневшее лицо.
— Послушай, а ты что, правда в школе заикался? Не помню, честно… Вот говорил ты действительно тогда вроде как-то странно, другими словами, не как все мальчишки, это помню, а так…
Очень крепко и нежно капитан Глеб обнял ее и зарылся лицом в рыжие волосы.
Воскресенье. 17.11.
Мальчишник
Обозначая серьезность своих намерений и демонстрируя замечательное расположение духа, Виталик заорал еще с порога:
— Наливай, супруга, щей — я привел товарищей!
— Тихо ты! Соседей не тревожь, шалопут! Проходите, проходите, пожалуйста!
Полненькая и улыбчивая Антонина вытирала руки фартуком.
Сиделось хорошо.
Ни Виталик, ни кто другой не должен был ни увидеть, ни почувствовать, что он волнуется. Поэтому капитан Глеб Никитин опять с самого начала был многословен.
— Слушай, а почему в городе нет джигитов? Сколько мне приходится ездить — везде по России они есть, все больше и больше встречаются, а здесь их как-то и не очень заметно. Просто удивительно.
— Эти ребята сейчас прячутся. — Виталик с заботой помял соль в бумажной пачке и отсыпал немного в синюю пластмассовую баночку. — Года три назад не пройти было из-за них по городу-то, невозможно просто было, понаехало тогда их к нам сюда столько! Потом чего-то в прошлом году местные с ними серьезно поцапались, погоняли, и все, поуспокоились они, сильно на улицы-то и не высовываются. На рынке наших теток с цветами торговать ставят и с виноградом тоже местные в рядах стоят, а самих-то кавказцев и не видно практически. Только за выручкой к вечеру приезжают ненадолго. А так… За городом они все больше сейчас живут. В Кобостове, знаешь, какой поселок эти орлы себе отгрохали! Такие домищи! Откуда только деньги-то у таких безработных берутся?! Да ты же сам помнишь, у нас тут всегда из приезжих-то больше всего всегда цыган было. Таборы по реке постоянно шастали, и на вокзале их было допраха́. Цыгане-то у нас как родные уже, привычные. Барон вон ихний на «Лексусе» по администрациям нашим раскатывает, а пацанята его казино в поселке организовали.
Глеб строго осмотрел рыжик на своей вилке и перевел печальный взгляд на Виталика. Тот встрепенулся.
— Ну, чего хоть ты опять-то грустишь?
— Детство уходит.
Круглое лицо Панасенко, сбрившего наконец-то свою несуразную бороду, было настолько добродушным и милым, что Глеб не удержался, подмигнул понимающе:
— Это чтоб хулиганы не узнали, а, Виталик?
— Да что ты, Глебка, в самом то деле…
Виталик чуть не прослезился от несправедливых слов друга.
— Ладно, ладно, не обижайся — я же знаю, что ты не трусишка.
Виталик все же немного поморгал и пробормотал чуть в сторону:
— Просто борода щекочется сильно, непривычно еще.
И, смущенно улыбнувшись, добавил:
— … и пачкается, когда кушаешь.
Немного поскрежетав по сковородке с жареной картошкой, Виталик поднес ко рту вкусную ложку и в задумчивости стал ее облизывать.
— Послушай, Глебка, а может, это все-таки Герман мстит Назару за Жанку, или, может, он думает, что Вадик тот взрыв для него устроил из-за Жанки тоже, а получилось-то с его девчонкой, вот он спсиху-то и стрелял в него… А? Ты-то как думаешь?
— Никак я не думаю. Я ем твой холодец и мне хорошо.
— A-а… Ну, тогда ладно.
Когда прозвенел дверной звонок, Панасенко с радостью резво прыгнул со стула и выбежал в коридор. Послышался добрый разговор, смех и в комнату в сопровождении довольного Виталика важно вошел Данилов. В спортивном костюме, с простецки отвисшим брюшком, Герман уже не казался таким монументальным и замечательным, как всегда.
И сразу же, виновато ухмыляясь, он развел руками перед Глебом:
— Прости — не вытерпел. Скучно стало. Вызвал, вот, по мобильнику такси — и к вам.
Протискиваясь от дверей, Виталик деликатно тронул его за бок: