— Насколько мне известно, — Джереми поднялся на ноги, — это не твой дом. Здесь вообще нет ничего твоего.
Я невольно напрягся после этих слов. Лаборант, конечно, мудак, но… не дебил. И сейчас его поведение казалось… странным. Он не мог не понимать, что ему хватит даже Роя, чтобы захлебнуться в собственной крови, не говоря уже о нас троих, он не мог не понимать, что дразнить и дергать Артура за хвост на глазах у Эмили — верх дебилизма, он не мог не понимать, насколько это опасно. И тем не менее, все-таки дергал.
Так действует связь? Срывает тормоза и сносит крышу?
Или тут что-то другое?
— Это моя территория, — шагнул к нему Колдер, упираясь в кофейный столик, наклоняясь к лицу идиота так близко, что они могли столкнуться лбами, — невелика разница. И я не хочу тебя здесь видеть. Пошел. Нахер.
— А ты заставь, — огрызнулся смертник.
Рой и Крис зарычали, руки Артура сжались в кулаки. Я шагнул к ним ближе, чтобы в случае чего… Черт! А вот тут могут быть проблемы. Я совершенно не уверен в том, что буду их разнимать, скорее, наоборот, самостоятельно перегрызу говнюку глотку.
— Прекратите, — отчеканила Эмили, проходя к входной двери, заставив всех замереть. Заставив Роя и Криса проглотить рычание, заставив меня повернуть к ней голову, заставив Артура разжать кулаки и выпрямиться. Она шла твердо, с идеально прямой спиной и вздернутым подбородком. И в каждом ее движении сквозило напряжение и злость. Бартон повернула ручку, посмотрела на нас, — Джереми, — махнула головой на улицу, — выйдем.
— Эмили…
— Выйдем, нам надо поговорить, — и не сдвинулась с места, пока блондин не прошел мимо нее на крыльцо. Дверь за ними закрылась с тихим щелчком.
— Альфа? — протянул вопросительно Рой, отлепляясь от кухонного косяка.
— Мы не будем им мешать, — покачал я головой и опустил руку на плечо Артура. — Выдыхай, друг, он меня тоже бесит.
Грудь Колдера тяжело вздымалась и опускалась, в глазах все еще плескалась злость, но он успокаивался.
— Бесит, — процедил волк, передергивая плечами, — это не то слово.
— Не буду спорить, — кивнул согласно. — Давай займемся стейками. Эмили скоро вернется. Одна.
— Ты так в этом уверен? — скривился Артур. — Что между вами происходит?
— Все как всегда, — постарался произнести как можно беззаботнее и пожал плечами. — И да, я уверен.
Уверен потому, что мне по какой-то причине казалось, что все это… Все, что происходило несколько минут назад, было спектаклем. И волк увидел то, что хотел. Вот только я не понимал, что.
Как я и предполагал, Эмили вернулась через пятнадцать минут, с улицы раздалось тихое урчание мотора, а потом и звук отъезжающей машины. Ее машины. Выглядела Бартон все еще собранной, но менее напряженной, улыбнулась нам коротко и опустилась на стул на кухне, подперев рукой подбородок. Еще через двадцать минут мы все высыпали на задний двор. Колдер, видимо, так засиделся в четырех стенах, что был рад даже такой мелочи, как барбекю на лужайке возле дома. Он засыпал угли в гриль почти с любовью, с блеском в глазах залил их жидкостью для розжига, глубоко и шумно вдохнул несколько раз, прикрыв глаза.
А я сжал кулаки, надеясь, что больше его не придется запирать, не придется сдерживать и заставлять.
Эмили устроилась на скамейке под козырьком и тоже не сводила с Колдера взгляда.
— Тебе пришлось установить решетки, — проговорила, когда я проходил мимо, неся в руках бутылки пива и газировку.
— Ему было очень плохо, Эм, — покачал головой. — Я не мог рисковать. Не им, не парнями. Это было бы нечестно.
— Я разве осуждаю? — вздохнула она. — Просто…
— Просто это стремно, — озвучил то, что она так и не решилась сказать. — Когда ты уезжаешь?
— Через несколько дней. У меня еще остались дела, — она все еще не отрывала взгляда от Колдера у мангала, но готов был поклясться, что видела совершенно не его. — Ты хороший друг, Марк, я уверена, ты позаботишься о нем.
Я не хотел разговаривать сейчас об Арте, я не хотел разговаривать сейчас о том, кто кому какой друг, я не хотел разговаривать сейчас о всей той нейтральной и четко-выверенной вежливой фигне, о которой обычно говорят чужие друг другу люди. Я хотел совершенно другого.
— Макклин рассказал мне, что случилось тем вечером, — я опустился рядом с Эм, поставил бутылки и банки на пол. Она на мои слова никак не отреагировала, не поменяла позу, не повернула головы. — Тебе обязательно уезжать?
— Да, — сухое и короткое.
— И ты не хочешь дать нам ни шанса, Эм? Тебя ведь не просто тянет ко мне, между нами ведь не просто секс и инстинкты, ты…
— Не надо.
— Почему?
— Потому что это ничего не изменит, потому что ты делаешь мне больно, — Эмили наконец-то повернула ко мне голову. Зеленые глаза блестели лихорадочно, губы были закушены. — Мне надо уехать.
— Снова сбежать? Сбежать от меня?
— Марк, пожалуйста, — тихо простонала зануда. — Я просто не могу остаться.
Да пошло оно все к дьяволу!
Я вскочил, схватил Эмили, забросил себе на плечо так же, как в вечер ее возвращения, и зашел в дом.
— Джефферсон, мать твою, ты…
Мне было откровенно плевать, что там я. Я и без того знал все, что она обо мне думает, и вряд ли зануда придумала бы что-то новое. Поэтому просто опустил ее на пол, стоило закрыть дверь, прижал к себе и набросился на губы. Мне было непонятно ее упрямство, мне было непонятно, почему она так стремится свалить, мне было непонятно ее отношение к тупому ублюдку из города. Мне вообще многое было непонятно.
Но я хотел ее, хотел, чтобы Бартон осталась здесь, со мной, хотел, чтобы прекратила издеваться надо мной и собой, хотел, чтобы наконец рассказала, что происходит.
Вот только все мысли свалили в закат, стоило коснуться ее губ, стоило ощутить, как дрожит маленькое, тонкое тело под моими руками, как пальцы впиваются в меня, как она отвечает. Господи, как она отвечает.
Странный вышел поцелуй. Злой. Эмили злилась не меньше меня. Напористый, влажный. Я готов был изнасиловать ее рот, она отвечала тем же. Атаковала, нападала, не хотела подчиняться и отдавать мне контроль. Не хотела сдаваться. Эмили кусалась и царапалась, шумно дышала, очень сладко пахла. Возбуждающе, даже несмотря на изменения в ее запахе.
Прижималась ко мне всем телом, путала пальцы в волосах, кусала мои губы и тут же зализывала. Я не знаю, сколько это длилось. Но, как и в прошлый раз, изменилось все слишком резко. Тихий стон удовольствия перерос в рычание, руки с силой вцепились мне в волосы, и зануда отодвинула от себя мою голову.
— Нет, Марк, — она дышала тяжело и хрипло, зрачки и глаза изменились, по рукам пробежала дрожь. Не удовольствия или желания, дрожь изменения. Но, черт возьми, она все равно выглядела чертовски сексуально: взлохмаченные волосы, раскрасневшиеся щеки, влажные, припухшие губы, частое дыхание.
