Охренительно застонала. Прерывисто, хрипло, жарко.
Я отпустил тонкие запястья и коснулся языком сосредоточения желания Эм. Твердая, набухшая горошина, и гул, низкий, как от басов, в моей голове, и стоны Эмили все громче.
На вкус Эм тоже как лето. Яркая, пьянящая, сводящая с ума.
Она ерзала и жалобно стонала, подавалась бедрами мне навстречу, так безумно и яростно… Голова Эм была откинута назад, соблазнительный, порочный рот приоткрыт, глаза наверняка крепко зажмурены.
Она металась, а я продолжал ее терзать, продолжал дразнить, входя пальцами, выписывая круги языком.
Очень влажная, очень горячая, очень отзывчивая.
— Марк, — всхлип. Тягучий, почти умоляющий, захлебнувшийся в новом стоне. — Марк.
Но я не собирался ее отпускать. Еще не время.
И я втянул клитор в рот, сжал его, надавил языком, продолжая двигать пальцами, только медленнее.
Эмили забилась. Дрожала и дергалась, всхлипывая, почти крича.
Она очень громкая, оказывается, моя зануда.
Я оторвался от Эм, только когда почувствовала, что стенки ее лона начали сокращаться, отстранился, слизал с пальцев сок и тут же вошел.
Зверь внутри рвался, рычал, просился на волю, раздирая меня в клочья, выламывая кости и мышцы. Плавились нервы, горели огнем легкие, скребло в горле, и гул в голове все нарастал и нарастал. Дрожали руки, когти то появлялись, то исчезали, я ощутил, как лопнула на шее сзади кожа. Рычание рвалось из груди. Низкое и утробное, почти волчье.
Хрен тебе.
Я закрыл глаза, нависая над Эмили, не двигаясь, даже не дыша, ощущая только капли пота на спине, только плотно обхватившую меня Эм, ее вкус на губах.
Человек сильнее зверя.
А потом Эм сама подалась вперед, притянула меня к себе, впиваясь в губы, провела когтями вдоль шеи, до крови, до боли.
И я сорвался.
Открыл глаза, втиснул Бартон в кровать и задвигался в ней, всматриваясь в лицо, в зажмуренные глаза, в испарину на лбу и искривившийся в немом крике рот.
— Смотри на меня.
Эм распахнула глаза.
И все вообще могло катиться в ад.
— Марк, — вскрикнула она, когда движения стали еще быстрее. Влажные, громкие шлепки, прерывистое, громкое дыхание вперемешку со стонами, глухие удары сердца. Извивающаяся, всхлипывающая Эмили, и запах ее желания, тела, крови из прокушенной губы. И моей крови, из царапин на шее и плечах. Снова начавшие сжиматься стенки…
Еще немного, давай же, Эм.
…и волк, воющий, скребущийся, выворачивающий меня.
Еще несколько толчков, меньше десяти секунд, и Эм выгибается, кричит, дергается, раздирая мою спину в клочья.
А я впиваюсь клыками в собственную руку и продолжаю двигаться.
Секунда, две, три.
И меня разрывает следом, простреливает в позвоночнике, выдергивает из тела, убивает. Я почти сдох. Но, мать твою, эта смерть была прекрасной.
Я падаю сверху Эмили, тут же перекатываюсь, прижимаю к себе зануду. Она влажная от пота, волосы на голове спутаны, губы искусаны, и кровь течет из правого уголка. Всего несколько капель. Темных, блестящих, зовущих и искушающих. И я не могу удержаться, слизываю их, растирая на языке, а потом целую так и не открывшую глаза Бартон. Целую долго, медленно, переплетая наши языки, ласкаю губы. С упоением. Растягиваю удовольствие, смакую. Рвется в груди что-то. Дергает. Простреливает.
Останавливаюсь, только когда совсем перестает хватать дыхания, отрываюсь на миг и снова целую, потому что просто не могу не целовать, не могу перестать чувствовать ее рядом, в моих руках, в моем доме.
Я вожу пальцами по узкой влажной спине какое-то время, ничего не говорю. Зануда тоже молчит, и в голове невозможно пусто, а в ушах все еще ее крики и стоны, запах секса, пота и Эм забивает нос, горло, заполняет легкие.
Невозможно, нереально.
И я дышу ей, живу ей, захлебываюсь в ней. Сумасшествие…
Только обманутый зверь бесится и продолжает выть внутри. Скребется, скулит, рычит, все еще пытается прорваться.
Тебе придется обломаться сегодня, чувак. И ты с этим справишься.
— Моя луна, — говорю тихо, целуя Эм в уголок губ.
Бартон ничего не отвечает. Она спит.
И я тоже закрываю глаза.
Проснулся через пару часов от вибрации собственного мобильника рядом с кроватью, и тут же нахмурился, глядя на номер. Звонил Эл.
Я осторожно выбрался из постели, стараясь не разбудить Эм, так же тихо пересек комнату и прикрыл дверь, принимая вызов.
— Говори, — бросил тихо, направляясь в кабинет.
— У меня новости по обоим твоим вопросам, с кого начнем?
— Давай с Колдера, — вздохнул, подходя к окну. На улице было все еще темно, огни большого дома по-прежнему горели, слышался смех и улюлюканья, музыка, визги, но горизонт уже не казался непроглядно черным, вдалеке цвет неба походил на намокший асфальт.
— Я нашел информацию на его отца. Все почти так, как и рассказал тебе твой друг. Оборотень, действительно, был экономистом и действительно работал на совет.
— Но?
— Но его карьера бухгалтера закончилась в тот момент, когда он перешел на темную сторону, — хмыкнул Элмер. — Он работал в центре, Марк. В какой именно лаборатории я тебе пока сказать не могу, все еще копаю. Но совершенно точно не цифры там складывал.
— Погоди, — я сжал переносицу, — что он мог делать в центре, если не имел…
— Знаний? — прошелестела трубка.
— Да.
— Хороший вопрос, я тоже им задался. Но пока ничего конкретного. Знаешь ли, защиту их серверов непросто обойти, особенно в свете последних событий.
— Каких именно? — насторожился я. В последние несколько дней, мне было не до новостей за стенами «снежного шара», и последняя фраза волка заставила насторожиться по непонятной причине.
— О, — протянул удивленно-довольно Эл. — Так ты ничего не слышал?
— Элмер, — предупреждающе проговорил, не желая тратить время на театральные паузы и пустую болтовню. Хотелось быстрее вернуться к Эмили, прижать зануду к себе, ощутить ее дыхание на собственной коже. Даже просто спать с ней… было кайфово.
— Не сердись, большой парень, я просто удивлен.
— Мне было некогда следить за новостями.
— Ну что ж, тогда буду рад тебя просветить. Часов десять назад от центра отъехала машина, в которой сидела Стефани Леннекс, одна из… «подопечных» доктора Филиппа Фэллона. А спустя еще пять часов малышка выступила по пятому и дала любопытное интервью Дениз Лори, в котором, размывая по лицу сопли и слюни, рассказывала о своем заточении в центре и пытках, которые пережила. Страшных пытках, Марк, — закончил Эл протяжно.
