Марк был в кабинете, когда я спустилась, вышагивал вдоль стола, прижимая трубку к уху, и на кого-то злился. Он не кричал, не рычал, говорил тихо, отрывисто, но… будто гвозди забивал в доски чьего-то гроба. Сила альфы, разлитая в комнате, заставила волоски на теле встать дыбом, вызвала невольное напряжение.
— Мне насрать, — протянул он, перехватывая мой взгляд и улыбаясь уголком губ. И, не смотря на тон, улыбка, адресованная мне, была мягкой. — Захочет жить, найдет выход.
Я опустилась в кресло, разглядывая заваленный бумагами стол, чашку с уже остывшим кофе и пейзаж за окном, переставая вникать в смысл разговора большого и грозного. Наверняка, что-то с компанией. Что-то не очень серьезное, раз Марк все еще тут, но достаточно раздражающее, чтобы он счел нужным самостоятельно предупреждать о последствиях невидимого собеседника.
Я хотела было потянуться к открытому ноуту, чтобы выяснить, который час и сколько я спала, но в последний момент все-таки передумала. Я выспалась, чувствовала себя на удивление отдохнувшей и бодрой, а значит, времени непростительно много… Ну да и плевать. В конце концов, чтобы провернуть то, что я задумала, силы мне просто необходимы. Не только физические.
Мимо окон прошла Анна, ведя куда-то за руку сына, бросила взгляд на дом и улыбнулась, заметив меня в окне. Волчица подняла руку в приветствии, а следом за ней жест повторил и Роберт. Все-таки щенок с отцом почти одно лицо: тот же подбородок, тот же взгляд и все еще указательный палец во рту. Я улыбнулась обоим, помахала в ответ, чувствуя, как всколыхнулся за спиной воздух, острее ощущая запах Марка, подошедшего совсем близко. А через миг тяжелая ладонь опустилась мне сзади на шею, немного сдавливая, слегка массируя. Движения были уверенными, сильными и невероятно приятными, рождали мурашки вдоль всего позвоночника, я сама не поняла в какой момент закрыла глаза. Голос Марка уже не казался таким давящим, наоборот, расслаблял и пьянил, сила улеглась, перестав сжимать плечи и грудную клетку.
Что-то с легким стуком опустилось на стол, и тепло Джефферсона накрыло с головой, укутало и опутало, а через миг его губы накрыли мои, язык прошелся вдоль нижней, надавливая, лаская уголки, проскальзывая внутрь и тут же отступая, я выгнула шею, поднимая голову вверх, все еще не открывая глаз, зарылась руками в его волосы, притягивая ближе, раскрывая рот. Мне нравилось прикасаться к его волосам, мне очень нравилось чувствовать немного жесткие пряди между пальцами, царапать ногтями кожу на голове. Я почти чувствовала, как он заводится от этих простых движений.
И заводилась сама.
Не только мой фетиш, но и его.
Марк углубил поцелуй, провел руками от моей груди, вниз, вдоль тела, наклоняясь ближе, скользнул к бедрам, сжимая и надавливая. Его руки были очень горячими, запах кайенского перца стал насыщеннее и еще ближе.
Я потерялась в чувствах и ощущениях, в удовольствии, в силе и жаре этого поцелуя, в движении пальцев и жестких, стальных объятьях Марка, в его вкусе на языке, в его настойчивости, уверенности, решительности. Скрутило и стянуло каждый нерв, вдоль позвоночника проскочила искра удовольствия, разрастаясь, расширяясь, шарахнула куда-то в поясницу и вернулась назад к груди и шее, ударила в голову.
Я застонала. Не смогла удержаться. Выгнулась сильнее, подставляя под губы Марка собственную шею.
Он провел вдоль вены жестким, шершавым языком, шумно втянул воздух за моим ухом. Я прикрыла на миг глаза, сильные руки поднялись от моих бедер к груди, сжали, погладили, и я невольно шире развела ноги, ощущая, как сдавливает, тянет и ноет между бедер, ощущая запах собственного желания.
Волчица рычала внутри, выгибала спину, заставляя выгибаться и меня все сильнее и сильнее. Она хотела, она жаждала этого волка с не меньшей, а то и с большей силой, чем я. Она чувствовала огромного невероятного сильного альфу рядом, и готова была сожрать его. Зарыться лапами во влажную землю, опуститься брюхом на нагретую солнцем траву, прижать уши к голове и отставить задницу, открывая шею. В этом желании, в этих картинках, промелькнувших в голове в несколько секунд, было что-то настолько порочное, настолько животное и чувственное, что я застонала громче, упираясь ногами в пол, подставляя губы, шею, грудь под умелые пальцы Марка.
А он, словно знал, словно был у меня в голове, словно тоже видел сплетенные волчьи тела перед озером, разгоряченные погоней, пропитанные запахами пота, травы, леса и солнца, со спутанной, всклоченной шерстью в бликах и отсветах от воды, со следами крови только что задранного оленя на морде.
Это были свободные и прекрасные волки, ничем не сдерживаемые, никому не подчиняющиеся. Моя — белая, и его — темный, огромный зверь, нависающий сверху и рычащий, прихватывающий зубами загривок.
Я полностью потерялась в этих картинках, в собственных чувствах, в ощущении все больше и больше стягивающейся пружины внизу живота.
Я дернулась и застонала, когда ребро ладони Марка оказалось между моих ног, когда его голова склонилась еще ниже надо мной, и он втянул в рот сосок через рубашку, через майку и белье, когда прикусил и потянул его.
Растеклась на дурацком кресле, кажется даже начав всхлипывать, сама подавалась бедрами навстречу ладони, желая, чтобы он усилил давление, желая почувствовать снова его губы, пальцы, а потом и его самого внутри.
Джефферсон опять доводил меня, опять мучил, опять не давал того, чего я так отчаянно желала. Словно специально издевался и дразнил, почти пытал. Он то замедлял, то ускорял движения рук и губ через одежду, не пытался пробраться под нее, не давал мне возможности ощутить все это кожей, обнаженной и очень горячей.
У меня по вискам катился пот, меня трясло, я впивалась пальцами в его спину и плечи, почти металась, хныкала. Марк как будто знал, в какой именно момент надо усилить напор, в какой именно момент накрыть рукой другую грудь и сжать между пальцами сосок, как будто знал, когда прикусить. Намокшая ткань терлась о кожу, раздражая, но невероятным, необъяснимым образом усиливая наслаждение и напряжение.
О, господи…
И картинки в голове становились все ярче, все более и более реальными, все четче. Я почти слышала, как скулит волчица, как хрипит и тяжело дышит огромный зверь над ней, почти чувствовала, как входит волк, растягивая, заполняя до упора тело белой, мое тело.
Пальцы Маркуса надавили сильнее, немного сжали ткань джинсов и меня подбросило на кресле, выгнуло, выдернуло из собственного тела, а жесткие, твердые губы поймали мой вскрик, я не кончила, но была настолько близка к этому, что тело начало трясти, а сердце колотилось о клетку из ребер с такой силой, что мне казалось, оно пробьет дыру в груди.
Джефферсон прикусил меня за нижнюю губу, медленно скользнул языком внутрь, и пальцы снова задвигались у меня между ног.
Нет.
Нет-нет-нет!
Я отстранилась от Маркуса с невероятным трудом, высвободилась из плена его рук и губ и вскочила на ноги, разворачиваясь лицом, тяжело и надсадно дыша, выставила вперед руки.
