Это отрезвляет моментально. Лучше, чем ледяной душ.
Я отстраняюсь, отстраняю от себя Эмили, заглядываю в глаза. Там почти боль, Эм бледная, челюсти крепко стиснуты.
— Прости, — качаю головой. — Я не подумал… Не знал, что тебе будет настолько неприятно.
— Это волчица, — хрипит зануда.
— Прости, — повторяю и разжимаю руки, отпускаю заучку, а потом разворачиваюсь и открываю дверь. — Я буду ждать. Арту очень плохо. Стало хуже, Эмили.
— Я… У меня получится ему помочь.
Я киваю и ухожу.
Хочется нажраться, убить мудака из города и еще кого-нибудь. Просто так. За компанию. Ощущение неправильности происходящего все еще зудит под кожей.
Эмили Бартон моя.
Чтобы там не думала себе ее тупая волчица.
Поэтому я стою какое-то время на крыльце больницы. Дышу медленно и ровно, собираю в кучу мозги, а потом все-таки иду к Макклину. Мне надо знать, что случилось, мне надо понимать.
Глава 14
Эмили Бартон
Я осела на пол, стоило двери за Марком закрыться. Осела и постаралась выровнять дыхание, унять волчицу внутри, сложить себя по частям.
В голове звенело и гудело, а все остальные звуки доносились как сквозь пуховое одеяло, как будто меня накрыло снегом. Тело горело, сводило болезненными судорогами каждую мышцу. Контролировать зверя получалось с огромным трудом. Она рвалась к Реми. А мне… надо было прийти в себя. Разговор с Марком, казалось, забрал последние силы, выжал и смял. Хотелось ругаться и кого-нибудь убить. Лучше себя. Хотелось позорно разреветься, ничего не делать, бросить все и свалить отсюда в Эдмонтон, устроиться в баре на Пятой напротив Лана, надраться и рассказать ему все. Хотелось вернуть все назад.
Очень хотелось. Но… Но оставался Арт и то… что разрушало и уничтожало его все это время, и это было куда важнее всего того, что происходило сейчас со мной, Реми и Марком. Потому что и я, и Реми, и Джефферсон переживем это, а вот Колдер… вряд ли самостоятельно выкарабкается из того, куда сам же себя и загнал.
Я осторожно поднялась на ноги, разминая сведенные мышцы, глубоко вдохнула.
Так, ладно, Бартон, намотала споли на кулак и пошла работать. У тебя, слава Богу, есть чем заняться.
Я несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, прошла к окну, распахивая его настежь, и только после вернулась к столу. Комнату надо было проветрить. Запахи Джереми и Джефферсона не давали сосредоточиться.
Через десять минут вернулся Реми, оглядел меня внимательно, принюхался, но не сказал ни слова. И, как и я, вернулся к работе.
Разговор с ним этим утром… Был из разряда бреда, на самом деле. Он держался лучше меня, наверное, потому что, в отличие от меня, у него было время все обдумать. Мужчина осторожно подбирал слова, был откровенен ровно настолько, насколько позволяла ситуация, не давил, но и не оправдывался. Пожалуй, его выдавал только блеск в глазах и запах возбуждения. Но даже этого было более чем достаточно. Между нами и без того было это непонятное притяжение, точнее между нашими волками, а сейчас… стало совсем невыносимо. Желание волчицы было настолько огромным, что я не могла отделить его от своих собственных чувств. Оно скручивалось и росло, занимало собой слишком много, почти не оставляя мне выхода. Моментами казалось, что подчиниться и поддаться — единственный возможный выход. Останавливало лишь собственное упрямство.
С Реми мы договорились, что пока мы здесь, пока работа над сывороткой для Арта не закончена, между нами ничего не будет.
Вот только…
Только чем больше времени я проводила с волком, тем отчетливее понимала, что вряд ли мне удастся продержаться так долго. А поэтому…
— Реми, — позвала я волка, отставляя в сторону пробирку с раствором. На самом деле сейчас мы просто занимались подготовкой материалов, ничего серьезного, но у меня одной это заняло бы просто прорву времени. Времени, которого не было, судя по тому, что сделал с Джефферсоном Арт.
— Да? — волк как раз ставил новые пробирки в центрифугу и собирался вернуться к крови Арта. Но, стоило мне окликнуть его, тут же оказался рядом, кладя руки на плечи и заглядывая в глаза. Такая близость меня-человека напрягала, меня-волчицу радовала бесконечно. Я даже глаза на миг закрыла, вдыхая запах и немного расслабляясь.
— Нам… Сделаешь кое-что для меня?
— Все что угодно.
Громкое заявление покоробило. Покоробило достаточно, чтобы я пришла в себя и отошла от мужчины, прижимаясь к столу.
— Я хочу, чтобы завтра ты… — черт, дерьмовая формулировка. — Пожалуйста, возвращайся в Эдмонтон завтра.
Волк застыл на несколько секунд, а потом глаза Джереми вспыхнули злостью, рычание вырвалось из горла. Он сжал кулаки и стиснул челюсти, снова оказываясь рядом, склоняясь к моему лицу.
— Нет.
— Реми, пожалуйста, — попросила, стараясь, чтобы голос звучал ровно, стараясь не реагировать на его тон и близость. — Мы… не сможем, просто не получится… я не…
— Я не оставлю тебя здесь, — почти выплюнул он, опираясь руками о стол позади меня, пластик под его пальцами затрещал. — С ним.
— Марк ничего не…
— Не ври мне! — прорычал оборотень. — Не смей говорить, что он ничего не сделает. Сделает. Мы оба это знаем, Эмили. И мы оба знаем, что ты, твоя человеческая часть, хочет его, а не меня. И, знаешь, я тоже не особо в восторге, что так получилось. Но выхода у нас нет.
— Выход есть всегда, — покачала головой, не отводя взгляда от пылающих злостью и возбуждением глаз мужчины. Холодных глаз, несмотря ни на что. — Я обещаю, что между мной и Марком ничего не будет.
— Мне мало твоих обещаний, Эмили. Честно говоря, я вообще не понимаю, почему согласился на все это, — он махнул рукой, но тут же снова опустил ее на место, отрезая мне пути для маневра. — Не понимаю, почему пошел у тебя на поводу. Ты — моя волчица, моя пара, и, знаешь…. — он замолчал на миг, наклоняясь еще ниже. Его губы почти касались моих, лаская дыханием, бедра были прижаты вплотную, и я ощущала степень его возбуждения, — с этого момента будет так, как я скажу. Так что… поцелуй меня, Эмили.
Он выпрямился, положил руки мне на талию, сжал. А я дернулась от слов и прикосновений. Задрожала, не сумев совладать с собой.
Я не хотела его целовать. И я почти умирала от необходимости это сделать. Тон и слова коробили, его поступки и фразы заставляли сопротивляться. Джереми меня заставлял, принуждал, требовал. И это бесило. Как же это бесило!
— Ты приказываешь мне? — вздернула я бровь. Спросила и еще раз вздрогнула, потому что собственный голос звучал низко и хрипло, в нем отчетливо слышалось желание.
— Да, — просто пожал он плечами. — Я и так слишком терпелив с тобой. Любой другой оборотень сегодня же утром нагнул бы тебя и заявил свои права, Эмили. Потому что ты моя пара, ты принадлежишь мне.
