Я прикрыла на миг глаза, делая глубокий вдох.
Злость мне сейчас не поможет. Вообще любые эмоции не помогут.
Надо сосредоточиться, собраться.
Вопрос в том, кто темная половина Арта? Кем была его мать? И как получилось так, что совет и центр не узнали про них? Или все-таки узнали… И именно поэтому и случилось то нападение?
Возможно… Возможно, ублюдки, пытавшие Артура, хотели, чтобы он перекинулся не в волка, а в кого-то другого.
И чем больше я думала об этом, тем больше склонна была верить, что именно этот сценарий наиболее вероятен.
Сколько они держали Артура? Неделю? Могли ли они, не добившись результата, решить, что Колдеру просто нечего им показать, что вторая сущность так и не прижилась? Не проявилась ведь, по словам Арта, не только кровь его матери, но и его зверь. А уж способы пробудить досрочно волка у совета и у центра точно есть.
Ладно. Мне, в принципе, все равно, кем была мать Арта. Я знала, что нужно делать, чтобы вернуть Колдеру разум и без этого. Надо только тщательно все рассчитать.
Я вошла в кабинет, окинула рассеянным взглядом его и Реми, склонившегося над кюветами, и вернулась к работе, отгоняя бесполезные рассуждения, позволяя рукам выполнять привычную простую работу, позволяя себе не думать не только о матери Артура, но и о лаборанте и его словах.
Ну, потому что думать о них было бессмысленно и бесполезно. Волчица оказалась сильнее меня, ее желания оказались сильнее моих, ее стремления совершенно не совпадали с моими, и она в любой момент готова отставить свою тощую задницу и задрать хвост, признавая за Реми право сильнейшего.
Щенков ей захотелось… Стерилизую, сучку, чтобы больше вообще никого и ничего не хотелось. Мысль чуть не вызвала истерический смешок. Снова.
Что-то я за этот короткий день слишком часто пытаюсь скатиться в истерику. И все никак.
Смешок все-таки сорвался с губ. Слишком тихий и слишком короткий, чтобы по-настоящему волноваться о нем.
Но Джереми странно дернулся и всмотрелся в мое лицо, отложив на миг приборы. Его взгляд был слишком внимательным и настороженным, чтобы я могла думать, что он не заговорит.
— Эм?
— Вспомнила кое-что, — безразлично пожала плечами. — Не отвлекайся, пожалуйста. Мы должны закончить до утра.
— Ты так торопишься?
Кто-то не понимает намеков, да?
— Хочу побыстрее свалить отсюда. Вернуться в Эдмонтон, заняться работой, хочу помочь профу и Дилану.
Что-то мелькнуло на лице волка после этих слов. Что-то непонятное, как тень его зверя. Отразилось во взгляде и исчезло так, будто и не появлялось. Он странно и резко одернул ворот халата, тяжело сглотнул, сощурив глаза.
— С ним ты тоже спала? — делая шаг ко мне, спросил Реми после паузы.
— Какая теперь разница? — я не хотела обсуждать с ним эту тему. Если уж на то пошло, я вообще не хотела обсуждать с ним какую бы то ни было тему, и в серьез задумывалась над тем, а не отправиться ли к Макклину и Крис, не просить ли Конарда о защите. У него кривая-косая стая, в которой не действует ни одно правило из той туевой тучи, что выдумали себе оборотни за бесконечные века своего бесполезного существования.
— Он ведь не имеет прямого отношения к тому, чем ты занимаешься в лаборатории? — продолжал волк непонятный допрос.
— С чего ты взял? Мы с ним работаем над одним и тем же, просто способы у нас разные. Лан — ниптонг, — снова пожала плечами и все-таки вернулась к микроскопу.
За спиной воцарилась тишина, казалось, что Джереми даже не дышал, и не то чтобы меня это не устраивало.
На самом деле, моя злость и мое сопротивление ему — результат моих же неоправданных ожиданий, результат моей болезни Марком. Если бы не Джефферсон… возможно, у нас вполне бы могло что-то получиться.
Волк наконец-то отошел от меня и вернулся к работе, так не сказав больше ни слова, а я бросила на него короткий взгляд.
Правда могло бы?
Черт! Да кого я обманываю?
Так, все, хватит, Бартон. Сначала Колдер, потом все остальное. Надо слепить хотя бы временный вариант таблетки от его сумасшествия, чтобы выиграть время на создание чего-то действительно стоящего.
Следующие три дня стерлись из памяти, слились в один. В бесконечность проб, вариантов и формул. На удивление, Джереми, больше меня не трогал: не пытался прикоснуться, зажать, приказать. Не пытался даже заговорить о том, что случилось. Скорее уж я приказывала, требовала и злилась на его нерасторопность. Волку катастрофически не хватало опыта и, как это ни странно, знаний и смелости. Он постоянно переспрашивал, он постоянно колебался, он постоянно меня отвлекал. Это бесило почти до черных мушек перед глазами, до желания вцепиться ему в глотку.
Я искренне не понимала, как с такими способностями его вообще взяли в центр. Так же, как не понимала и того, почему не замечала этого раньше. Он не был ученым, Джереми был тупым исполнителем. Почти таким же, как и остальные лаборанты в центре. Все те безликие и безымянные оборотни, прошедшие через мой отдел за последние несколько лет. Филиппа и Лана не хватало до истерики, до нервной дрожи. Если бы они были здесь… Если бы они были здесь, вакцина была бы готова за полтора дня. Я в этом не сомневалась. К тому же… По сути, ничего нового я не создавала, скорее совершенствовала и перекраивала тот вариант сыворотки, которым уже пользовался Колдер. Который я привезла с собой. Перекраивала и старалась не думать о том, что мне придется обходится без нее. Но не думать не получалось, и это сказывалось на работе не самым лучшим образом, впрочем, как и на моем отношении к Реми.
На каждую испорченную им или мной ампулу я смотрела как на собственный приговор. Потому что только дурацкая, до смешного простая и примитивная сыворотка помогала мне держаться от оборотня на расстоянии, потому что в моем распоряжении к концу третьего дня оставалось всего две ампулы, потому что раздвигать перед волком ноги на его условиях я не собиралась, что бы он там себе ни думал.
Я загнала Реми и себя за эти три дня. Мы почти не вылезали из лаборатории, я почти не отходила от стола, я даже спала на втором этаже в реанимационной палате. Я ничего не замечала и ни на что не обращала внимания. Все мысли крутились вокруг Колдера.
А на утро четвертого дня я впервые вышла на крыльцо больницы, подняла голову к сумеречному небу и набрала Джефферсона. Боясь и желая услышать его голос. Боясь и желая тех слов, которые собиралась произнести.
— Эмили? — прохрипела трубка. Голос Марка был уставшим, не сонным. Очень низким.
— Все готово, Марк. Через час я буду у Арта.
— Я заеду за тобой, — странно напряженно прозвучало в ответ, так… будто Джефферсон сдерживался. Сдерживался из последних сил.
— Нет, — покачала головой, сглатывая вязкий комок. Снова эта мерзкая губка разбухла в горле, перекрывая дыхание и мешая нормально вдохнуть. — Я приеду сама.
