— Ну… да.
— Это связано как-то с тем, что ко мне приходил твой хмырь с рисунков?
— Сергей к тебе приходил?
Ну да, он же как-то узнал, где я. Даже не задумывалась об этом.
— Да, Марин, он предложил ее перевести, здесь доктор хороший и все быстро.
— Ага, а взамен?
Молчу. А что тут скажешь?
— Это же Эля, Марин. Какая разница, что взамен?
— Ну да. Наверное. Ладно, где, говоришь, вы? В Холкино? Приеду все равно.
— Сможешь пол дня посидеть здесь? Мне надо будет кое-что сделать, совсем времени нет.
— Не вопрос. Через полчаса буду, держитесь там.
Марина — хорошая подруга. Ее прямота и напор порой пугают, но на самом деле я хотела бы быть такой, как она. С готовностью бросаться в самое пекло, щелкать проблемы, как орешки.
Наконец привозят Элю. Через стекло я смотрю, как у нее берут кровь и подключают к каким-то аппаратам, как в кино. Зажимч на пальчике считывает пульс, на мониторе давление. Сразу две медсестры суетятся вокруг ее, оправляют подушку, отвлекают, подключают капельницу. Потом ее осматривает врач, и даже немного веселит. Элька, моя маленькая уставшая девочка, слабо, но улыбается. Выходя из палаты, врач говорит:
— Недолго поболтайте, потом пусть поспит. Я пока не вижу угрозы для жизни, но инфекция сильная. Будем лечить. Весь вопрос в антибиотиках, ко многим у современных инфекций есть резистентность. Вечером зайдите ко мне, обсудим результаты.
— Хорошо. Спасибо!
У меня словно камень с души свалился. "Не вижу угрозы для жизни", — в голове крутится фраза, как у заевшего магнитофона.
— Привет, — улыбаюсь племяшке. — Как дела?
— Жарко.
Медсестра сидит в кресле рядом, следит, чтобы Элька не трогала катетер.
— А где мы? — спрашивает она.
— В другой больничке. Теперь будем здесь лечиться, у хорошего врача. Не капризничай и делай то, что скажет доктор.
— А ты не уйдешь?
— Мне здесь нельзя сидеть, это палата со строгими правилами. Я буду вон там, в коридорчике, а скоро придет тетя Марина и тоже с тобой посидит, пока я съезжу домой, чтобы покушать и переодеться.
"И собрать вещи". Но это я говорить не стала. Что я вообще ей скажу, как объясню, что придется пожить в другом месте? Или Серебров запретит… но я не представляю себе разлуки с Элькой. Может, он хочет меня видеть лишь пока она лежит в больнице?
Снова начинает болеть голова. Вопросов больше, чем ответов.
— А где зайчик?
— Зайчику тоже сюда нельзя. Потом, когда тебе будет лучше, я принесу.
— Не переживай, у нас есть мультики, — подает голос медсестра.
Что ж, пожалуй, здесь за Элю можно не волноваться хотя бы в плане ухода. Даже страшно представить, сколько стоит такое медицинское сопровождение.
— Отдыхай, радость моя. И думай о торте, который мы с тобой съедим, когда вернемся домой.
Вот как отличить больного ребенка от здорового: его совершенно не радует предвкушение тортика.
Когда я выхожу, рядом появляется водитель:
— Евгения Михайловна, вы готовы ехать? Сергей Васильевич велел отвезти вас собрать вещи.
— Мне нужно дождаться подругу. Я не могу оставить ребенка.
Я думаю, что водитель будет спорить, но он просто кивает и садится на скамейку, утыкаясь в телефон. Мы ждем Марину еще минут десять, а потом раздается звонок — на ресепшене ее не пускают. Приходится провести ее лично, с клятвенным обещанием, что она лишь посидит в коридоре.
— Вам нужно будет вписать ее с паспортными данными в договор с клиникой, — говорит администратор.
Я не решаюсь напомнить, что у меня и договора-то никакого нет. Потом разберусь.
Марина с интересом рассматривает обстановку и с подозрением на меня поглядывает. Элька улыбается ей через стекло и слабо машет ручкой.
— Ну, ей хотя бы полегче, — вздыхает подруга.
— Ненамного. Просто какую-то капельницу поставили.
Я кратко пересказываю разговор с врачом.
— Ну слушай, твой — крутой мужик, судя по всему. Откуда у него связи здесь?
— Он владелец.
Она давится кофе и кашляет.
— Нихрена себе ты попала, мать. И что этот владелец хочет от тебя?
— Чтобы я к нему переехала, — признаюсь.
— Что?!
— Марин, ну давай будем рассуждать как взрослые женщины. Что еще он может хотеть?
— Так нельзя! Это шантаж.
— Да нет, он же давал выбор.
— А мог бы и без выбора помочь.
— Он тебе мать Тереза? Чтобы тратить кучу денег на незнакомого ребенка? Ладно, Марин, что толку сидеть и возмущаться? Я согласилась. Он помог. Ни одна девушка не стоит столько, сколько лечение здесь, наверное, дешевле себе модель выписать.
— Я за тебя волнуюсь.
— Волнуйся за Элю. Ей нужнее.
— Я за всех волнуюсь. У меня безлимитное волнение.
— Мне надо поехать домой, собрать вещи. Ты сможешь побыть здесь пару часов, чтобы Эля не боялась?
— Конечно. Беги. И будь осторожна с этим мужиком. Мало ли, что у него в голове.
Я радуюсь, что Рома стоит чуть в отдалении. Мы спускаемся на парковку и водитель ведет меня к машине. Внутри тепло и чисто, пахнет свежей кожей, как будто машина новая. Я откидываюсь на спинку заднего сидения и проваливаюсь в дремоту. Тиски, сжимавшие сердце, немного слабнут.
Сначала мы едем домой, где я целый час собираю все художественные принадлежности. Оказывается, их очень много. Роме приходится работать не только водителем, но и грузчиком — он живо перетаскивает пакеты в багажник. Любопытные соседки нет-нет да и поглядывают на меня с балкона.
— Уезжаешь, Женечка? — наконец не выдерживает одна.
— Работать еду, — вру единственное, что приходит в голову. — Рисовать. В другой город.
— Вот молодец какая. Человек искусства! А то все проститутка, да проститутка…
Рома от неожиданности роняет мольберт.
— Ой… простите, Евгения Михайловна, я вам новый куплю!
— Да ладно, — мне даже весело. — Он уже старый. Погрузи, я починю.
Жаль, что с этой суровой российской реальностью не сталкивается Серебров. Думаю, у него шок был бы интереснее.
Потом мы долго едем куда-то за город. И мне немного страшно.
Я думала, Серебров живет в квартире в центре. Все, что мне рисовало воображение, когда я думала о том, как живет богатый человек — какой-нибудь исторический дом с большущей квартирой и высокими потолками. Ну или пентхаус в высотке. Но Серебров, конечно, живет за городом, в огромном трехэтажном доме. Я с восхищением смотрю на этот шедевр дизайнерского искусства, расположенный среди очаровательных сосенок. Когда выхожу из машины, с наслаждением вдыхаю свежий воздух.