А ребенок меж тем ковыряется вилкой в тарелке разноцветных макарон, чуть не роняет на себя стакан с соком и всячески демонстрирует самостоятельность. Только стол для нее высоковат, и непонятно, делать с этим что-то, или не надо. На подушку ее посадить? Приподнять?
Пока думает, Вероника приносит стейк. Где там запропастилась Кисточка?
Девочка вдруг замирает и с любопытством смотрит на его мясо.
— Хочешь? — спрашивает Сергей.
Она неуверенно кивает. Тогда он отрезает от стейка небольшой кусок и протягивает на вилке ребенку. Сейчас ему еще прилетит еще и за то, что скармливает этой Эле неполезную еду.
Когда Кисточка возвращается, ему кажется, будто она не то расстроена, не то взвинчена. Веронику, что ли, где встретила? Бывшая умеет испортить настроение. Хотя сейчас скорее он портит его ей. Не может удержаться и не ходить сюда. До сих пор не может, испытывает мазохистское удовольствие наблюдать, как она работает официанткой, в то время как в замужестве терпеть не могла обслугу. А еще стоит ему позвать, поманить деньгами, прибежит. Как собачонка на поводке, готовая ластиться к хозяину, даже если тот постоянно отпихивает ее ногой.
Чего тебе, тварь, не хватало?
Усилием воли заставляет себя вернуться в реальность, где Кисточка кормит девочку.
Интересные они, две девицы. Он даже теряется иногда, потому что сколько ни валяй эту Женю в собственной грязи, сколько ни делай из нее очередную шлюшку, заглядывающую в глаза, она все равно возвращается в свою крохотную семью и никого в нее не пускает.
У них вдвоем целый мир, извне его не испортить.
— Элька, хочешь мяско? — спрашивает Женя.
Почти семнадцать лет разницы. И почему она не встретилась ему в универе, когда Серебров еще был способен на то, чтобы влюбиться в такую вот тихую, замкнутую, воздушную и мечтательную Женю. Но когда он учился в институте, Кисточка еще только шла в школу и не подозревала, что в будущем окажется одна, с маленьким ребенком на руках и в полной зависимости от Сереброва.
— А это кто? — девочка тыкает пальчиком в тарелку Жени.
— Это язык.
— Язык? — глаза ребенка округляются.
Не верит, даже свой высовывает, чтобы убедиться на наглядном примере.
— Да, язык. Говяжий… то есть, коровки.
Тактическая ошибка: девочку это уточнение только пугает.
— Эля, ну ты что? Не хочешь мяска?
— Коровкин язы-ы-ык, — хлюпает носом.
— Эля! — Кисточка выглядит напуганной. — Ну только не плачь! Это вкусно, это… была плохая коровка, она отбирала у других коровок…
Тут Женя осекается, поняв, что рассказы о злых коровках, которым в наказание отрезают язык и подают его в ресторане — тоже так себе воспитательная речь.
— Ладно, — сдается она. — Не хочешь, не ешь.
Сергею смешно. В своей неопытности Кисточка очаровательна не только рядом с ним.
И чтобы еще немного ее подразнить, Сергей отрезает от стейка нежирный кусочек и кладет в тарелку Эли. Та деловито нанизывает его на вилку и начинает кусать, на глазах изумленной тети.
— Эля, что надо сказать?
— Вкуфно!
— Не то. Дяде что надо сказать?
— Фпафибо!
— А мне что надо сказать? — улыбается "дядя".
— Я больше так не буду? — но несмотря на строгий голос, Кисточка улыбается.
Она то и дело поглядывает на злополучный бокал вина. Едва дожидается, пока девочка доест и отправляет ее поиграть. Потом кусает губу. Она хоть понимает, как сексуально это смотрится? Вряд ли. Сейчас ее всецело занимают какие-то весьма непростые мысли. Интересно будет услышать, какие.
— Извините меня, — вдруг говорит она.
Серебров чуть мясом не давится.
— Я не хотела вас обидеть и не сомневалась в вашем умении водить машину. Но… это сильнее меня, понимаете? Элькины родители вместе с моими погибли в ДТП, пьяный водитель вылетел на их полосу. Я не очень люблю машины.
Боится. Не сказала, но подумала. И на заднее с ребенком села, потому что боится, и дома все время сидит, хотя выделил же Рому, катайся — не хочу.
— Сядь сюда, — кивает он на диван рядом с собой.
Когда она оказывается рядом, пододвигает к ней свой бокал с вином, а сам забирает глинтвейн. Вот так, Кисточка, за все желания придется платить.
— Я выполнил твою просьбу?
— Спасибо.
— Спасибо в карман не положишь. Хочу благодарность. Поцелуй.
— Что? — нервно сжимает ножку бокала и оглядывается, проверяет, не выскочила ли из детской комнаты племянница.
— Хочу, чтобы ты меня поцеловала.
— Я… сама?
— Ну не все же мне руководить.
— Вы хотите, чтобы ваша жена это видела, да?
— Вероники нет, она ничего не видит. И она бывшая жена, я разведен.
Ему хочется расхохотаться, глядя, как она делает два больших глотка из бокала. Неужели поцелуй с ним — так страшно? А днем была совершенно иного мнения, доставляя ему удовольствие и наслаждаясь властью.
Но сделка справедливая, Кисточка это знает. Поэтому поворачивается к нему и прикасается губами.
До губ не дотягивается. Целует в шею. Ему кажется, он сейчас пережует вилку. Каждый день эта девочка преподносит сюрпризы, каждый день устраивает ему встряски.
Его обычно не так целуют. Не мимолетно и горячо касаются губками, а ласкают языком, делают все, чтобы через несколько часов оказаться в постели. Вот так же, сидя в каком-то ресторане, которого уж давно и не существует, Вероника целовала его и одновременно расстегивала пряжку ремня, чтобы продолжить играть.
А эта и не думает ни о чем таком. Просто целует. Благодарно, ласково, осторожно. Блядь, Савельев, ты дебил. Если она хоть вполовину так нежно к тебе прикасалась, если при этом любила, то ты должен был сдохнуть за нее прямо там.
Он прикасается к ее коже кончиками пальцев, гладит щеку, шею, проводит за ухом и с удивлением замечает, как Кисточка жмурится, словно кошка под руками хозяина. Тяжело для девочки, выросшей в полной, хорошей семье, остаться без заботы и ласки. Ребенок никогда не даст ощущение защищенности.
Интересно, она закрывает глаза, потому что не хочет его видеть? Хочет таять под прикосновениями и представлять кого-то другого?
А ему хочется ее поцеловать, но может вернуться ребенок. Или…
— Десерт желаете? — холодный голос Вероники возвращает их обоих в реальность.
Кисточка вздрагивает и отстраняется.
— Да, молочный коктейль для ребенка и крем-брюле девушке.
— А вам?
Вот стерва, еще и улыбается. Чувствует неловкость Кисточки, получила шанс хоть немного, но уколоть.
