У меня вырывается тихий, потому что дыхания совсем не хватает, всхлип, и непроизвольно я прогибаюсь в пояснице, подаюсь навстречу его губам. Каждый раз, когда он языком проводит по разгоряченной коже и набухшему, пульсирующему клитору, я вздрагиваю от того, как сводит низ живота в предвкушении большего.
Тело живет своей жизнью, а голова вообще отключается. Я понимаю, что лежу на столе в мастерской, в мужской рубашке на голое тело, но не хочу и не могу сопротивляться тому, что делает Серебров. Мне хочется расслабиться и совсем не хочется его останавливать.
Что я и делаю, тем более, что все тело охватывает мелкая дрожь и расслабиться — единственный способ не сойти с ума под контрастом прикосновения жесткой щетины и нежного требовательного языка, который проникает все глубже, вырывая у меня совершенно неприличные стоны.
А когда к языку присоединяются пальцы, я забываю о том, что в доме мы совсем не одни, ногтями царапаю поверхность стола. Невыносимое и почти болезненное желание разрядки: напряженные мышцы, тяжелое дыхание и удары сердца, такие сильные, будто я пробежала километровый кросс.
Он вдруг останавливается, а я разочарованно стону. От мысли, что он оставит меня вот так, не закончит начатое, на глаза наворачиваются слезы. Вот что значит физическая зависимость. Она куда сильнее финансовой и, хотя я знаю, что это неправда, сейчас мне кажется что и сильнее любви.
— Тебе нравится то, что я с тобой делаю, Кисточка? — хрипло спрашивает Серебров.
Слова доносятся будто из тумана, мозг с сильной задержкой обрабатывает то, что я слышу.
Пока молчу, он пальцем нажимает на клитор, и я снова выгибаюсь.
— Да, — выдыхаю в перерывах между сладкими вспышками удовольствия.
— Хочешь кончить? Скажи это.
Облизываю пересохшие губы.
— Не могу, — тихо говорю, закрывая глаза. — Не заставляйте меня. Я к такому не привыкла.
— Тогда позови меня. По имени.
Я открываю глаза. Мне кажется, словно меня ударили в солнечное сплетение, настолько неожиданно звучит просьба. Она так не вяжется с образом Сереброва, что я даже думаю, будто ослышалась.
Она личная.
Одно из желаний, что не связано с инстинктами и сексом.
— Ну же, Кисточка, это несложно…
Именно потому что оно личное мне адски сложно его выполнить.
Как его назвать? Сергеем? Сережей? Мысленно я почти всегда думаю о нем как о Сереброве. Ему подходит эта фамилия: холодная, бесстрастная, с металлическим оттенком. А имя кажется из другого мира, не этого. В нем нет Сережи и Жени, а есть Серебров и Кисточка — имена, которыми мы отгородились друг от друга.
Ведь если называть его по фамилии, можно убедить себя, что по завершении картины закончится и переплетение судеб. А если придумать нищей девчонке с красками и ребенком за душой смешное прозвище, она будет одной из многих.
Имя — это личное. Как поцелуй. Мы оба это прекрасно понимаем.
Я не могу, у меня нет душевных сил на то, чтобы впустить его в сердце так же легко, как он пустил меня под свой зонт в парке. И будет совершенно справедливо, если Серебров сейчас уйдет.
Но он не уходит. Снова погружает меня в томительное ожидание, снова вырывает прерывистые стоны. Мне кажется, проходит очень много времени, но на самом деле меня накрывает очень быстро. Такого оргазма я еще не испытывала рядом с ним, ни в первую встречу, ни потом, в парке.
Я до боли в спине выгибаюсь на столе, почти до крови прикусываю губу и стараюсь не кричать, но, кажется, получается плохо. Тело совершенно не слушается, на меня накатывают сладкие и спасительные волны наслаждения, а мужчина все никак не оставит меня в покое, продолжая ласкать до тех пор, пока я не успокаиваюсь. И когда расслабляюсь, Серебров легко, как послушную куклу, поднимает меня и заключает в объятия.
— Извините, — бормочу я и сама не знаю, за что извиняюсь.
Хотя… знаю, конечно. Только самой себе не признаюсь.
— Долго ты будешь мне выкать? — спрашивает он. — Когда ты передо мной извиняешься, как школьница перед директором, единственная мысль, которая возникает в голове это "Что ж ты, старый мудак, делаешь?".
У меня почти нет сил, но я смеюсь, цепляясь за его плечи, а нарисованные на ноге цветы немного смазываются о его джинсы.
— Если не готова к тому, что я сделаю дальше, будь хорошей девочкой, скажи "спокойной ночи" и ступай в душ.
Он был чертовски прав, когда говорил, что до душа можно и не доползти. Я вот не уверена, что сил на него хватит. Дойти бы до комнаты…
— Спокойной ночи, — говорю я.
— Завтра в восемь.
Серебров на глазах превращается в привычного себя.
— Рубашку. Надень завтра рубашку и в ней рисуй.
Что ж, он давал мне шанс. Я им не воспользовалась. А значит, правила все те же.
* * *
Утро начинается не с кофе. Утро начинается со звонка мобильного, который валяется рядом с подушкой. За окном еще темнота, а значит, очень рано. И кому приспичило в такую рань мне звонить? Номер неизвестный, и я, конечно, беру трубку. А вдруг что-то с Мариной? Или очередные анализы Эли плохие?
Я ожидаю услышать кого угодно, но только не пьяный мужской голос.
— Женя… Женька… слышишь?
Вздыхаю.
— Денис, что тебе нужно?
— Голос твой услышать.
— В четыре утра?
— Жень… я к тебе приходил, а вас не было. Много приходил. Ты где? Ты переехала?
— Неважно. Оставь нас в покое, Денис, все давно кончено.
После паузы он спрашивает:
— У него, да? Хорошо тебе там? Сытненько?
— Пока, Денис. Не пей много, печень посадишь.
Я отключаюсь, но телефон звонит снова и снова и, наконец, я злюсь так сильно, что вытаскиваю аккумулятор и бросаю его под подушку.
Зачем он звонит? Почему не может просто забыть о моем существовании? Любви там никакой не было, я не самая красивая из всех девчонок, которые на Дэна вешались. У него есть талант к фотографии. Пусть даже он совершил ошибку, Серебров не будет мстить ему вечно. Так какого же черта он не отстанет от меня?
Сна ни в одном глазу. Утро еще совсем раннее, только-только встает солнце. Постепенно, вместе с бодростью, приходят воспоминания о вечере. Мне хочется провалиться сквозь землю, когда я вспоминаю, что Серебров делал со мной в мастерской и что я в этот момент чувствовала. С другой стороны, как бы стыдно не было, физически я чувствую себя прекрасно. Хочется потягиваться, жмуриться на солнышке и вести счастливую, кошачью жизнь. Есть и спать.
Но я, к сожалению, не кошка, у меня есть еще работа. Сереброву плевать на картину, он придумал этот декор лишь для того, чтобы поселить меня рядом. Но я хочу ее дорисовать, хочу увидеть результат. Ну и еще понравиться Ане, получить заказ на оформление детской, сделать портфолио и выбираться из нищеты, парка с аквагримом и любимых макарон на ужин.
