Кисточка себе не принадлежит, она растворилась в нем, поддалась желанию и готова практически на все. Он медленно вводит в нее палец, чтобы ненароком не травмировать в первый раз. От мысли, что до него у нее никого не было, Серебров будто пьяный. Пусть однажды он ее отпустит, пусть эта чертова стена будет закончена и придется дать ей уехать, пусть даже она останется с Костей, выбросить из головы его она уже не сможет. Он всегда будет ее первым мужчиной.
Нахрена он протянул целый год с их первой встречи? Если бы знал, что это будет так крышесносно, взял бы ее прямо в квартире Савельева.
Тянуть дальше Серебров не может, от нетерпения сводит все внутри. Кисточка замирает, то ли испуганно, то ли просто настороженно, когда он разводит ее ножки в стороны и чуть сгибает в коленях. Стоит огромных усилий медлить, давать ей привыкнуть. Проникновение кажется мучительно долгим. Когда Сергей входит глубже, Женя выгибается и кусает губу со стоном, мало имеющим общего с удовольствием.
— Лучше меня укуси, — шепчет он ей на ухо.
И, к собственной неожиданности, чувствует, как острые зубки впиваются в плечо. Даже этот короткий миг боли отдается вспышкой удовольствия. Она такая тугая и горячая, безумно сексуальная. Готовая для него, возбужденная.
Боль стихает, Кисточка закрывает глаза, когда Серебров начинает в ней двигаться. С каждым движением боль сменяется наслаждением. Он двигается медленно, давая ей привыкнуть, но чувствует, что самоконтроля осталось совсем немного.
— Обхвати меня ногами. Хочу тебя глубже.
Сейчас она послушная, сейчас он полностью контролирует ситуацию. И крыша уезжает далеко, оставляя только страсть. Он двигается быстрее, с силой вбиваясь в ее тело, а Женя стонет, закидывает руки за голову и царапает спинку кровати, будто боится царапать его спину. Грудь соблазнительно приподнимается и он осторожно прикусывает напряженный сосок.
Девушка выгибается в его руках, оргазм накрывает ее неожиданно для обоих. Чувственная и нежная девчонка. Серебров сдерживает себя последние секунды лишь чтобы увидеть ее наслаждение. Взглянуть, как Кисточка беззащитно и сладко стонет, как ее накрывает удовольствием, как она извивается под ним, вскрикивает от новых толчков.
Чтобы сорваться за ней следом, ему нужно всего ничего. И это "ничего" он получает, когда девушка инстинктивно, вряд ли вообще понимая что делает, проводит ладошками по его груди, к дорожке волос на животе.
Со шлюхами так не кончают. Шлюх не сжимают в объятиях долгие минуты, пока дыхание не выровняется.
С ними не забывают о презервативах.
Женя неопытна. Испугана его ревностью. Растеряна поведением Кости, взволнована здоровьем ребенка. Ей простительно забыть о том, что нужно предохраняться. Но с каких пор Сергей начисто игнорирует безопасность?
Он лежит, глядя в потолок, слушает мерное дыхание девушки и понятия не имеет, что сейчас скажет. Одной части его хочется прервать тягостное молчание, убедиться, что с Кисточкой все хорошо. А другая вдруг проникается совершенно несвойственным ему желанием сбросить с постели покрывало, прижать к себе желанную добычу и отрубиться на пару часиков.
Кисточка садится в постели. Движения немного скованные, то ли из-за неловкости, то ли он все же не сдержался и сделал ей больно. Сергей протягивает свою рубашку. Ее платье осталось в ванной и вряд ли его еще можно надеть.
— Я должна вернуться к Эле. Она скоро проснется.
— Иди.
Теперь он обладает Кисточкой в полной мере. Только взамен, похоже, утратил нечто большее.
Глава тринадцатая
Марина приходит ближе к обеду, когда мы с Элей уже заканчиваем утреннюю прогулку. Я помню, что обещала Ане прийти и поиграть, но решаю сделать это после обеда. На поход в гости сейчас нет ни сил, ни желания. Тело немного ломит после произошедшего утром, но куда сильнее ноет душа.
Я не могу ненавидеть Сергея. Предательство брата сложно понять и осознать, а еще сложнее пережить снова. Костя намеренно использовал меня, чтобы ударить в самое больное место, и у него это отлично получилось. Ему плевать, что будет со мной, что почувствует его брат. Лишь бы дотянуться, уязвить. Не представляю, за что можно так ненавидеть близкого человека.
Эля, конечно, видит, в каком я настроении. Крутится рядом, ластится, волнуется. Пытаюсь улыбнуться ради нее, но улыбка выходит вымученной.
— Ты заболела? — спрашивает племяшка.
— Нет, не заболела. Просто грустно.
— Почему?
— Не знаю. Иногда бывает грустно без причины.
И тут это ангельское создание выдает:
— Ты влюбилась?
Я смеюсь.
— Где ты такое услышала? Нет, я не влюбилась. Просто взрослые иногда друг друга обижают и расстраиваются по пустякам. Скоро придет Марина, поиграете с ней, а я немного посплю и буду снова веселая, хорошо?
Марину привозит Рома, сюда не ходит общественный транспорт, а на въезде в поселок дежурит охрана. По виду подруги совершенно ясно, что масштабы жизни, к которой привык Сергей Серебров, она недооценила.
Мы заходим в дом, и я даже веселюсь, наблюдая за ее удивлением.
— Это точно дом?
— Точно. И в нем живут три человека, не считая нас с Элей. Сергей, его брат и экономка Рита.
— Нафига такой здоровый? Здесь может одновременно жить вся музыкалка!
Твоя музыкалка, Марина, намного счастливее всех здешних обитателей.
Пока Эля обедает, я показываю Марине стену с наброском. И, хотя я рассказывала, чем здесь занимаюсь, она, кажется, до сих пор мне не верила.
— Так ты реально занимаешься интерьером? — спрашивает она с подозрением.
Мне одновременно и смешно и обидно.
— За кого ты меня держишь?
— Что? Я думала, ты с ним спишь, а картина так… для прикрытия. Но с такой площадью времени на романы не остается.
И тут я заливаюсь краской, потому что вдруг понимаю, что если перевести все мои часы работы над стеной в часы чистого времени, едва ли наберется на полный рабочий день.
— Ну вообще все сложно, — вздыхаю.
— Расскажешь?
— Потом. У Эльки длинные уши. Она уже с утра заявила, что я влюбилась.
— Я бы сказала то же самое, если бы тебя не знала. Кстати, твой бывший приходил.
При упоминании Дениса я напрягаюсь. Зачем он приходит? Почему не оставит меня в покое? Наверное, стоит пожаловаться Сереброву. Или не стоит… страшно представить, что может сделать Сергей, сегодня я увидела, как выглядит его ревность и до сих пор чувствую себя так, словно меня пропустили через мясорубку.
Элька висит на Марине добрых десять минут, а потом я провожаю их в комнату с роялем. Даже суровую и скептически настроенную к Сереброву подругу пронимает музыкальный зал. Светлый, просторный, с отличной акустикой. Мне кажется, ей даже касаться дорогущего инструмента страшно. Первые ноты неуверенно растворяются в послеобеденных лучах солнца.
