Невольно из груди вырывается всхлип, который приводит Сергея в замешательство.
— Кисточка… что такое? Тебе больно?
Я качаю головой, но нега и желание уже ушли, оставили после себя опустошенность. Мне не хочется, чтобы он видел все это в моих глазах, я отворачиваюсь и — это выходит совсем непроизвольно — сворачиваюсь клубочком.
— Ну вот, — вздыхает Сергей. — И как это понимать?
— Извини. Это… неважно. Забудь.
— Ты плачешь?
— Нет.
— А то я не слышу.
Я плачу. Почему, сама не знаю, просто нет сил больше прятаться. Мне до ужаса не хочется возвращаться в свою реальность, снова оставаться один на один с выживанием, с проблемами. Они словно смотрят на меня из темноты, тянут свои призрачные лапы и лишь высокий забор этого огромного дома пока еще защищает нас с Элей от реальности. Но я знаю, что однажды окажусь лицом к лицу с темнотой и заранее боюсь.
Никто не обещал Сереброву, что новая любовница будет взрослой и разумной.
Он укрывает меня пледом. Красивым таким, клетчатым, немного новогодним. Скоро осень, а за ней и зима. Новый год, мандарины, гирлянды.
— Прости меня, — вытираю глаза и поворачиваюсь, — я неважно спала сегодня. Да и вообще… осень скоро.
— А что у нас осенью?
Мужчина осторожно заправляет непослушную прядку волос мне за ухо.
— Не знаю. Ненавижу осень. Всегда что-то случается.
— Этой осенью не случится.
— Невозможно. Это мое проклятье.
— Вот увидишь. Будет самая обычная осень, никаких происшествий.
Тиски, сжимающие сердце, немного слабнут. Я обнимаю подушку, рассматриваю Сереброва в полумраке комнаты, слушаю удары своего сердца и думаю, что надо бы пойти к себе. Вряд ли у кого-то из нас еще остались силы на продолжение ночи, так какой смысл здесь валяться?
И, когда я уже почти решаюсь подняться, чтобы найти свое платье, Сергей делает совершенно неожиданную вещь: притягивает меня к себе и обнимает.
— Поспи.
— А если Эля…
— Я тебя разбужу, когда буду вставать на работу, пойдешь к себе.
Спорить сил нет. А желания — тем более.
— Если я завтра приеду с работы к восьми, ты сможешь порисовать в том, что я пришлю?
— Смогу.
— Тебе это не нравится?
— Я не знаю. Мне кажется, я смотрюсь глупо. И не умею… ну, соблазнительно все это носить.
— О, ты совершенно не права. Ты смотришься потрясающе. И соблазняешь даже если просто стоишь и ничего не делаешь.
— С такой задачей я справлюсь, пожалуй.
Засыпая в его руках, уже почти проваливаясь в темноту, задаю вопрос, который волнует меня уже давно:
— Ты уверен, что мое присутствие на твоей вечеринке будет уместным?
— Это единственное, ради чего стоит туда идти.
Глава семнадцатая
В мою жизнь проникает чужая. Медленно, неотвратимо. Без моего на то согласия, просто проникает и остается.
Неделю до вечеринки я живу в пугающей монотонности. В ней нет ничего тревожного или унылого, пугает то, что еще недавно я считала подобные мелочи из ряда вон выходящими, а сейчас…
Я встаю утром, после ухода Сереброва на работу. Пока Эля спит, делаю себе кофе и рисую, утром хорошо и спокойно работается. Затем помогаю Рите с завтраком, болтать о пустяках по утрам становится доброй традицией. Бужу Элину, кормлю ее и ровно час мы гуляем по территории дома. Затем приходит Марина, я снова погружаюсь в работу. Неизменно в этот час спускается Костя. Мы почти не разговариваем, но я чувствую висящее в воздухе напряжение. Он демонстративно уходит в сад, пока в доме Марина. Как-то вечером Сергей делится, что готов приглашать ее чаще, чтобы брат бывал на свежем воздухе.
Марина уходит, и мы устраиваем сончас: вместе спим на огромной кровати у меня. Потом идем в гости к Ане, иногда она берет водителя с машиной, и мы дружной толпой едем в кино или в парк, кататься на аттракционах. По возвращении я кормлю Элю, мы немного играем, и ровно в восемь я снова рисую.
Днем всегда приносят что-нибудь для вечера. Серебров не изменяет себе: в пакетах не бывает пошлых костюмов из магазинов для взрослых. Я рисую в рубашках, шелковых сорочках и только один раз в черном кружевном комплекте. Обычно успеваю порисовать хотя бы минут двадцать, но вот в белье не успела и минуты.
Мне нравится каждый вечер окунаться в новые ощущения, узнавать собственное тело и чувствовать себя желанной. Такая обыденность тоже немного пугает.
Дом подчинен своему, особому распорядку. Мы все — его часть, и страшно представить, что случится, когда какой-либо из частей придется уйти. А рано или поздно это неизбежно случится.
В субботу я начинаю нервничать заранее. Стараюсь жить по привычному распорядку, тем более, что Сергей уехал на работу, но получается плохо. Даже Элька замечает, что я непривычно молчалива и все спрашивает, не заболела ли я. Потом приходит Марина, и я отправляюсь собираться.
Сначала ванна, затем пилинги, маски и масла, потом платье и укладка. В зеркале отражается до ужаса непривычная Женя. Слишком взрослая, несмотря на по-легкомысленному расклешенное платье. Чуть завитые волосы собраны незаметной заколкой, плотная ткань скрывает отсутствие белья, чулки идеально подходят в тон кожи, а на высоченных тонких каблуках я училась ходить всю неделю.
— Точно не хочешь побрызгать прическу лаком? — спрашивает Марина, помогая мне с макияжем.
— Точно. Сергей не любит всякую химию.
— А ты все делаешь так, как он любит?
— Я же с ним иду.
— Но ты же не его любимая куколка. Имеешь право краситься, чем хочешь?
— Зачем? — смеюсь я. — Просто потому что могу вылить на себя кучу блесток? Из вредности?
Марина тоже смеется, она по-своему волнуется, и я ее очень хорошо понимаю, ведь я фактически вру о природе наших с Серебровым отношений. Пока что удается загонять мысли о грустном в самый дальний уголок сознания, но они все чаще и чаще бьют под дых в самый неподходящий момент. За это я себя порой ненавижу.
Маринка с Элей уходят гулять, а я стою перед зеркалом в комнате и нервничаю. Никогда не бывала на подобных мероприятиях, даже с родителями. И уж точно не в качестве чьей-то спутницы. Как меня примут? Что будут говорить?
Дверь тихо открывается, впуская Сергея.
— Ух ты, — медленно тянет он, обходя меня и внимательно рассматривая, — только обещание толкнуть речь не дает мне оставить тебя в таком виде дома.
— Что?! — пугаюсь я. — Плохо?
По его хитрой плотоядной усмешке понимаю, что совсем не плохо: именно так он смотрит на меня, когда я рисую для него вечерами. С горящими глазами.
