— У Элины поднялась температура.
— Она заболела?
— Переволновалась. Она по тебе скучает.
— И я скучаю. По ней и… ты мне снился.
— Ты мне тоже.
— И что я там делала?
— Вредничала. Хочешь чего-нибудь?
— Мороженого. Ананасного.
Серебров смеется. Я так давно не слышала этот смех, что кажется, готова слушать вечность. И смотреть… мне хочется смотреть и смотреть, запоминать на случай, если вдруг снова окажусь в темноте.
— Кисточка, хочешь, я приеду?
— Не надо. Отдыхай и за Элей присмотри.
— Лечись хорошо. Я тебя жду. Командировка в Рим все еще в планах. И вообще… у нас тут весело.
— Весело?
— Рита влюбилась. Собирается замуж и не знает, как мне сказать. Ходит кругами, нервничает. Твоя Марина с Костечкой заперты в твоей комнате, ветрянку пытаются забороть, оба пятнистые. У нее на спине неприличное слово написано, а у него на лбу приличное — "дебил". Опасно, надо заметить, в ее присутствии спать. Приходится держать один глаз открытым.
Я пытаюсь смеяться, но это слишком больно.
— Еще меня чуть не посадили, решили, что я ребенка украл. Не знаю, к счастью или сожалению, но твой ребенок меня спас, слив все тайные подробности нашей с тобой личной жизни.
— Я… ой…
— Да, я так же перед ментами оправдывался, что пришел всего лишь курточку купить.
— Ты купил Эле куртку…
— У-у-у, Кисточка, ты недооцениваешь мой шопоголизм.
— Мне тебе никогда не отплатить.
— Ну почему? — на том конце провода раздается хмык, и я живо представляю лицо Сергея в этот момент. — Один день активного лечения — минус одна тысяча, потраченная на твою Элю. Будешь усердно лечиться, считай, в расчете. А не будешь, заставлю лечиться дома.
— Все шутишь.
— Не шутил бы, в девяностые б не выжил. Завтра к тебе приеду. Что привезти? Еду сказали нельзя. Давай сойдемся на золоте-бриллиантах. Чем тебя развлечь? Фильмы у вас там в палате будут, что еще? Аудиокниг тебе на смарт закинуть? Читалку привезти с библиотекой?
— Бальзам для губ возьми у Эли.
— Женя-Женя. — Он вздыхает. — Кисточка, ну что тебе купить? Придумай что-нибудь, я по-другому не умею. Только покупаю всем все, чтобы делали вид, что я весь такой полезный.
Я не сдерживаю всхлип и уже жалею, что позвонила Сереброву.
— Мне страшно. Я… я не знаю, как здесь оказалась, я не знаю, что случилось, мне сказали, я упала, я лежу и мне так страшно! Сереж…
— Тихо, Кисточка. Я сейчас приеду. Десять минут, малышка, всего десять минут.
Эти десять минут кажутся мне вечностью. Я лежу, считая про себя, как когда-то давно считала, пока он касался. Только тогда все кончилось быстро, и Серебров ушел, оставив меня здоровой физически, но с вдребезги разбитой душой.
А сейчас я жду, когда он придет. Жду с надеждой, что ледяные стальные тиски, сжавшие сердце, хоть немного ослабнут.
От него пахнет кофе и прохладой. Должно быть, ночью на улице уже настоящая осень. И он гладит мои волосы, перебирает пряди, а я мечтаю, что это будет длиться вечно.
— Ну что ты испугалась? Я здесь.
— Прости.
Меня бьет мелкая дрожь, поднимается температура. Кажется, врач что-то такое говорил, но мысли все еще путаются. Надо бы позвать медсестру, но я не хочу добровольно отказываться от блаженства, которое испытываю. Мне даже почти не больно.
— Расскажи мне, что случилось, — прошу. — Почему я упала?
— Ты помнишь тот вечер?
— Смутно. Очень.
— Мы были в ресторане наверху, я отошел, и, пока меня не было, на тебя напали. Ты выпала из окна… защищаясь, я думаю.
Что-то в его голосе меня смущает. Кажется, будто Сергей… не врет, нет, но однозначно говорит не все. Я рассматриваю его сосредоточенное лицо, щетину, усталые глаза, и мне совсем не хочется выяснять правду. Если он хочет защитить меня, почему не позволить?
— Кто на меня напал?
— Савельев.
Я чувствую, как горло сжимает невидимая рука. Паника подкатывает к сердцу, но не успевает разлиться внутри горьким ядом. Сергей осторожно гладит меня по щеке, и так от этого движения хорошо, что совсем не хочется ни о чем думать.
— Его арестовали?
— Типа того.
— Зачем он сделал это? Я… разочаровалась в Денисе, но мне казалось, он не способен навредить мне.
— Зато он оказался способен навредить мне. Мстил так. Тебе не стоит о нем волноваться. Моя охрана дежурит круглосуточно, все под камерами. Сейчас дождемся с тобой врача, поболтаем, потом тебя увезут на всякие там процедуры, а я съезжу в магазин. Дите привезу после обеда, когда тебя переселят в нормальную палату. Если врач увидит меня здесь, то тоже сломает мне ногу и отправит на соседнюю койку с тобой. Не реанимация, а проходной двор.
Поражает, с какой скрупулезностью Серербов защищает то, что считает своим. Запертые двери личной палаты, круглосуточная медсестра, охраняемые двери больницы, камеры, да еще и охрана, проверяющая всех и каждого. И сам он, сидит здесь, примчался среди ночи.
Мне стыдно, что я не дала ему поспать перед работой, сорвала с места, но так хорошо лежать и чувствовать, что он рядом. Мне все еще больно, но я умудряюсь немного поспать, а просыпаюсь только когда приходит врач.
— Ну вот… Сергей Васильевич, — он укоризненно качает головой, — я даже не знаю, что сказать. Вы, конечно, владелец…
— Да ладно тебе, Семеныч, смотри зато, лежит, глазами хлопает, кажется, даже есть хочет…
Меня увозят на рентген, какие-то уколы, узи и прочие обследования. Настроение немного портится: я не могу даже сесть сама, тело просто не слушается. И хоть врач успокаивает, говоря, что это не паралич, а лишь последствия месячной комы, я все равно нервничаю и расстраиваюсь. Даже страшно представить, какая реабилитация ждет впереди. Невольно я вспоминаю Костю и, пожалуй, даже стыжусь того, как резка с ним была.
Зато потом мне разрешают съесть пару ложек бульона и выпить воды. Ничего вкуснее не пробовала!
— Люблю лечить молодых, — признается врач, — быстро восстанавливаются, радуются мелочам. Перевожу вас в обычную палату, Евгения, будем наблюдать.
Палата, в которое мне предстоит провести ближайшие недели, просторная и светлая, как из кино. На подлокотнике есть пульт управления, с помощью которого я могу вызвать медсестру, приподнять спинку кушетки. Напротив висит большой телевизор, а на тумбочке меня уже ждут планшет, телефон и ридер. Правда, взять их самостоятельно не получится, поэтому вплоть до прихода Сергея я думаю, как бы так переставить тумбочку, чтобы дотягиваться до нее и не дергать Лену.
