А через неделю он приехал с двенадцатью всадниками и привез с собой двенадцать девочек-младенцев. И рассказал, зачем выбрал именно ее…
Как можно монахине, настоятельнице монастыря так безнадежно влюбиться в колдуна? Можно. К сожалению.
Он приезжал теперь каждый год, чтобы в тени яблоневых ветвей услышать ее подробный рассказ о том, как растут его пленницы. А она. Рассказывала и безнадежно тонула в сером омуте его холодных глаз. Тайком осматривала красивую мужскую фигуру, одежду и обувь, чтобы запомнить и целый год после вытаскивать перед сном этот сильный безупречный образ из своей памяти. Он приехал впервые почти мальчишкой и возмужал на ее глазах, как и она — повзрослела под его строгим присмотром.
Настоятельница собиралась в этот вечер вызвать к себе Семь, чтобы после молитвы… Нет. Не могла об этом думать. Не хотела. Дьявол не смог найти места в ее сердце, хоть Обитель давно погрязла в его кознях. Со всем она могла бороться, но грязную животную похоть у монахинь победить никак не могла.
Распущенные длинные темные волосы волнами упали на лицо матушки, когда она присела на кровать и, закрыв руками лицо, заплакала. Нет. Она не корила судьбу за посланное испытание. Просто так переживала боль. Близилось время молитвы. И в очередной раз, шумно выдохнув, настоятельница встала на колени перед образами.
ГЛАВА 2
Выйдя, наконец, из темной пещеры, он радостно упал на траву, раскинув руки в разные стороны. Изо рта вырывался дикий смех, способный привести в ужас самого спокойного скептика.
— Дьявол, — выругался мужчина. — Я добрался…
Закрыв глаза, он снова захохотал. Знал, что в столь позднее время рядом уже никого не могло находиться. Альтобато Сальконе только что попал на территорию затерянного среди колючего кустарника, гор и обрывов женского монастыря и чрезвычайно был удовлетворен данным обстоятельством. Подумал сначала: жаль, что не дожил Берне. Но потом махнул рукой на сей факт и быстро поднялся на ноги. В конце концов он предупреждал друга о побочных действиях подобных контрактов. Девушку он возжелал. Дурень.
Смачно сплюнул, темнокожий мужчина двинулся по направлению к деревянным строениям монастыря, попеременно останавливаясь и прислушиваясь больше по привычке, чем по необходимости. Ведь внутреннее чутье еще ни разу не подводило Сальконе — в окрестностях никого не было. А почему? Конечно. Все ж на молитве. Прекрасно. А потом, перед сном, одна из воспитанниц, но пожелает прогуляться на свежем воздухе. А тут он — ждет с распростертыми объятьями. Раз… Взвизгнуть не успеет. И будет одной девочкой меньше. А это серьезная потеря. Только времени оставалось все меньше. Нужно было поторапливаться.
Из окон и вправду доносились протяжные переливы женских голосов. Через маленькие окошечки Альтобато наблюдал, как монахини, стоя на коленях, подняли освещенные свечами лица к образам. Крестятся. Молятся. Может даже, прощение просят за то, чего еще не совершали…
Сладкие девочки, ладные.
Сальконе просматривал один за другим окна, будто высматривая нужную жертву. А вот и она. Светленькая, будто ангелочек. И конечно, потому особенно вкусная.
Черный мужчина что-то прошептал и довольно потер руки, когда девушка, закашлявшись, вынуждена была покинуть место молитвы. Дверь хлопнула, значит, она вышла. Сальконе уцепился за красную нить на запястье левой руки и сильно потянул на себя. Руку перетянуло так, что от нити образовался белый круг, а сама рука начала синеть.
Через несколько секунд входная дверь монастырской обители распахнулась и на лужайку, держась обеими руками за горло, выбежала светлая девушка, облаченная в одну длинную мешковатую рубашку. Длинные ее волосы волнами разбросались по плечам. Девушка задыхалась.
Сальконе резко дернул за нить на запястье, и послушница упала на траву в тени раскидистого дерева.
— Попалась птичка, — прокомментировал черный мужчина и тотчас кинулся к ней.
Навалился, закрыв ей рот рукой и, ловко поймав оба запястья, перетянул ихз веревкой.
— Не кричи, детка, и я, возможно, сохраню тебе жизнь, — процедил сквозь зубы Сальконе, — если будешь хорошо себя вести.
Мужчина убрал руку от ее губ, быстро шмыгнул в карман дорожной куртки, доставая внушительных размеров металлический кол.
— А будешь кричать, засажу его тебе прямо в голову, — усмехнулся Сальконе, при этом, сильно размахнувшись, засадил кол плотно в землю. Затем он приподнял связанные руки девушки и насадил их петлей на тот самый кол. — Только, милая, нам нужно очень поторопиться, потому как времени у нас с тобой совсем в обрез.
— Что вы хотите со мной сделать? — чуть слышно после сильного удушья пролепетала Семь. — Убить?.. Я не хочу… Не надо, слышите?..
— Ты мне еще про грех напомни, — усмехнулся Альтобато, враз разорвал на груди девушки сорочку. Послушница взвизгнула, от чего тут же получила оплеуху наотмашь от черного мужчины. — Заткнись, — прошипел он, приблизив свое яростное лицо к ее.
Девушка видела его полные злобы глаза, но почему-то не боялась. Щека горела от недавней пощечины. Она дернула руками в надежде отделаться от металлического кола. Безуспешно. Огромная черная ладонь легла поверх ее маленькой не вполне сформировавшейся груди.
— Нет… — вырвалось у девушки, а из глаз брызнули слезы.
— Да… — протянул Сальконе, сжимая прохладную девичью грудь. Одним движением задирая длинный подол сорочки, и коленом раздвигая девушке ноги, он с восхищением обнаружил, что трусики на послушнице попросту отсутствовали. — Забыла? — и он наигранно покачал головой. Дыхание черного мужчины сбилось. Девушка пыталась бить ногами, но безуспешно. В мгновение, будто откуда-то сверху спустившийся страх, абсолютно сковал ее движения. Ноги безвольно раскинулись, позволяя злодею совершать все, что ему заблагорассудится. А что он мог с ней сделать, девушка даже не подозревала. Потому как никогда не задавала лишних вопросов, предпочитая все узнавать сама из рекомендованных матушкой книг. И, конечно, там ни слова не значилось о возможных неприятностях.
Сальконе поспешно приспустил штаны, обнажая эрегированный член, о коем Семь не имела никакого представления. Он несколько раз оттянул на нем кожу. Глаза девушки расширились от ужаса. Она не могла говорить, лишь протяжно и глухо мычала. И когда Сальконе уже уперся своим окаменевшим огромным членом в бедро послушницы, вдруг раздался сильный удар, от которого тело черного мужчины безвольно придавило девушку.
— Матушка, — во весь голос вскрикнула Семь, пытаясь спихнуть с себя мужчину.
— Тише, девочка моя… Не хватало еще всю Обитель перепугать. — Наставница, тоже пребывающая в одной ночной рубашке, изо всех сил толкнула мужчину, и он перекатился на спину. Вытащила кол из земли и развязала руки девушки. — Срам прикрой, — сердито скомандовала, кивком головы указывая на открытую рваной сорочкой грудь.
— Что он хотел со мной сделать, матушка? — спросила Семь.
