Сначала Кромвель сформировал новые отряды ополчения и командовал ими, а потом стал командиром кавалерийского полка, который прилежно обучал военному делу. Кавалеристы Кромвеля прекрасно себя показали в битве при Марстон-Муре, за что получили другое прозвище: «железнобокие». Кромвель их обмундировал по всем правилам тяжелой кавалерии – куртки из толстой кожи с надетыми поверх кирасами и железные шлемы, тяжелые палаши. Плюс – железная дисциплина. Считают, что это прозвище пустил в оборот противник Кромвеля, племянник короля принц Руперт.
Очень быстро парламентская армия перестала быть таковой. Армия, окрепшая и одержавшая несколько побед, стала вслух роптать против того, чтобы руководили «штафирки» – члены Палаты общин, и в самом деле ничего не смыслившие в военном деле, часто отдавали самые дурацкие приказы. В конце концов парламент принял решение, названное «Ордононас о самоотречении», по которому члены обеих палат лишались каких бы то ни было постов в армии и больше не смогли влиять на военные дела. Разумеется, это было проделано добровольно и с песней – ну а то, что у парламента не было ни единого штыка, а у генералов их было в избытке, чистой воды совпадение. И снова подключилась религиозная рознь: в парламенте держали верх пресвитериане, в армии – индепенденты.
Исключение сделали (или их заставили это сделать) только для Кромвеля, ставшего начальником всей кавалерии. А главнокомандующим армией назначили Томаса Ферфакса – между прочим, лорда.
Освободившись от парламента, армия провела серьезную реорганизацию. Ввели строгую разбивку на подразделения, установили срок службы и размер жалованья, регулярные занятия военным делом и железную дисциплину. Теперь уже «круглоголовые» одерживали победу за победой. В конце концов Карл, оставшийся практически без войск, бежал в Шотландию, рассчитывая найти поддержку там и как шотландец родом, и как шотландский король.
Народ и знать к нему относились в общем дружелюбно, но правившие бал пресвитерианские церковники держались другого мнения. Карла они Англии не выдали – продали за кругленькую сумму в 400 000 фунтов. Чисто шотландская специфика, ага.
В Англии Карла решили судить – не парламент, а армия. Парламент как раз в этом смысле был очень ненадежен: Палата лордов (состоявшая тогда всего из 16 человек) с самого начала устранилась от «следствия», а большинство членов Палаты общин стояли за то, чтобы заключить с Карлом своего рода «мирный договор» и оставить его королем.
Тогда армия решила проблему по-своему, с армейской простотой. С конным полком и полком пехоты в парламент явились полковники Рич и Прайд, большей части парламентариев объявили, что те могут отправляться по домам, а парламентская демократия временно приостанавливается. Парламентарии подчинились – самоубийц среди них не было. Многих из оставшихся Прайд арестовал, оставив в Палате общин всего пятьдесят человек из нескольких сотен. Этот «урезанный» парламент и принял два указа: первым провозгласил себя верховной властью в стране, а вторым предавал короля суду. Бравые полковники, присутствующие здесь же, одобрительно кивали и поглаживали рукояти шпаг…
Для суда создали особую комиссию из ста тридцати пяти человек. Парламентариев там было меньше всего – большую часть составляли армейские офицеры в чинах, юристы и видные горожане. Надо полагать, людей подобрали надежных, проверенных, но тем не менее половина из них на первое заседание не явилась. Председателем суда стал лондонский юрист Джон Брэдшоу – тут же на всякий случай надевший шляпу, изнутри выложенную стальными пластинами.
Задача стояла сложная. Просто-напросто не существовало законов, позволявших бы судить короля, да и «комиссия 135» была насквозь незаконной. К тому же все помнили старый закон: «…двенадцать человек его сословия».
Однако в который раз восторжествовал принцип: если нельзя, но очень хочется, то можно. Уцелевшие остатки Палаты общин спешно объявили: «…что источником всякой законной власти служит, после Бога, народ; что общины Англии, собранные в парламенте, избранные народом и предоставляющие его, пользуются высшей властью в стране и что все постановленное и объявленное общинами как закон имеет силу такового для всех членов нации, хотя бы в этом не принимали участия и на это не давали согласия король и Палата пэров».
Красиво, в общем. Если забыть, что принимали это решение огрызки парламента, полсотни человек из около пяти сотен…
Ни один английский юрист не взялся сформулировать обвинительное заключение. Черчилль: «Некий голландский правовед Исаак Дорослау, давно живший в Англии, состряпал распоряжение о созыве суда, язык которого не имел ничего общего с английской юридической практикой и был больше похож на распоряжение римского Сената, санкционировавшего свержение тирана преторианской гвардией».
Как уже говорилось, половина членов «суда» на заседание не явилась. Брэдшоу взял список и устроил перекличку. Тут разыгралась сцена, заимствованная потом Александром Дюма для романа «Двадцать лет спустя». Когда прозвучало имя Ферфакса, с трибуны для зрителей раздался звонкий женский голос:
– Ферфакс слишком умен, чтобы прийти сюда!
Брэдшоу, притворившись, что ничего не слышал, довел перекличку до конца и объявил заседание открытым, добавив, что «суд над Карлом Стюартом есть отголосок желания всего народа».
– Даже не десятой его доли! – раздался тот же голос.
Это была молодая жена Ферфакса. Брэдшоу заявил, что тишину в зале он сейчас наведет вполне демократическим способом: позовет солдат и прикажет стрелять по трибуне для зрителей. Ну тут уж все замолчали. Ввели короля. Отвечать на заданные вопросы он не стал, твердо сказав:
– По древнейшим государственным установлениям Англии и Шотландии дворян судит Палата пэров; равного судят равные; и я, первый дворянин королевства, требую над собою суда правильного, законного, а не комиссии, созванной неизвестно кем и неведомо откуда!
Комиссия это пропустила мимо ушей. К слову, Ферфакс, вполне вероятно, в судилище участвовать не стал не по особому благородству души, а из соображений насквозь практических: он еще до суда говорил Кромвелю и другим сподвижникам, что суд и даже казнь короля проблемы не решат: молодой наследник престола принц Уэльский Карл сейчас в Голландии, вне досягаемости, и его права на трон не в состоянии отменить никакой парламент…
Через пять дней, 27 января 1649 г., Брэдшоу прочитал приговор: «Общины Англии на собрании своем в парламенте созвали уголовный суд над Карлом Стюартом, королем английским, который в оный суд трижды был призываем. В первый раз ему был читан обвинительный акт от имени английского народа, объявлявший Карла виновным в государственной измене и прочих преступлениях и злодеяниях. По прочтении акта Карлу Стюарту было дано право говорить в свою защиту, но он отказался. За таковые измену и преступления суд постановил, чтобы означенный Карл Стюарт как тиран, изменник и враг общественного спокойствия был предан смерти через обезглавливание».
Карл просил последнего слова, но ему отказали. Четыре бывших члена парламента, все лорды, потребовали отменить казнь, ссылаясь на древний закон, по которому всякая погрешность в государственных делах должна считаться виной не короля, а его министров. Обращение лордов проигнорировали. Сохранить жизнь Карлу просили послы и единоверных Голландии с Шотландией, и католической Франции. Их тоже не стали слушать. Даже карманные вроде бы члены судилища единодушия не проявили: некоторые из них отказались подписывать смертный приговор. Часть из них Кромвелю удалось уломать, но некоторые на уговоры не поддались.
