Все, кому это не нравилось, голосовали в первую очередь ногами – из Англии эмигрировали сорок тысяч католиков и как минимум не меньшее число протестантов. Многие из них в поисках как обеспеченной жизни, так и свобод отправились в Америку. Как и Карл Первый, Кромвель своей внутренней политикой, сам того не желая, косвенным образом поспособствовал резкому увеличению числа английских поселенцев в Америке.
Монархию он ликвидировал, но менять общественное устройство не собирался. Наоборот, публично выступал за сохранение прежнего сословного деления, что многим не нравилось. «На гражданке» крупных мятежей не произошло – лишь несколько относительно мелких, быстро подавленных. А вот в армии…
Когда в 1646 г. «кавалеры» проиграли последнюю большую битву гражданской войны у местечка Стоу-на-Уорлде и «круглоголовые» с обнаженными палашами окружили командующего армией роялистов Эстли, он, сидя на барабане, насмешливо бросил:
– Ну что ж, ребята, вы сделали свое дело и можете теперь веселиться, пока не перегрызетесь между собой!
Как в воду смотрел благородный лорд. Веселились совсем недолго, а потом началась грызня…
Волнения в армии, единственной опоре Кромвеля, начались еще до казни короля. Парламент не только задерживал жалованье солдатам, но и отказался выплачивать пособия получившим на поле боя увечья инвалидам и пенсии вдовам.
Большинство солдат были людьми думающими, грамотными, читавшими если не толстые книги, то многочисленные печатные памфлеты. И свою точку зрения на то, «как нам обустроить Англию», имели. В кавалерийских полках начались самые настоящие митинги. Для участия в них каждый полк избрал двух делегатов, которые назывались привычным для нас словом «агитаторы». После чего уже вся армия двинулась на Лондон. В знак того, что это совершенно мирный марш, солдаты прикололи на шляпы оливковые ветви, уже тогда считавшиеся символом мира. В столицу они вошли беспрепятственно – сопротивляться им было попросту некому.
Претензии к парламенту были выдвинуты конкретные: религиозные свободы всем без исключения христианам (включая, вот ужас, католиков!), введение пособий по бедности, болезни и в случае потери семьей кормильца и, наконец, всеобщее избирательное право для всего мужского населения (что будет осуществлено только через 290 лет). Один из предводителей «агитаторов» полковник Рейнсборо (человек самого простого происхождения) говорил: «Я искренне полагаю, что ни один гражданин Англии, даже беднейший из бедных, в строгом смысле слова не имеет обязательств перед правительством, которое он для себя не выбирал». И добавлял: солдаты сражались против роялистов не для того, чтобы вновь надеть на себя ярмо, вновь отдать себя в рабство землевладельцам и богачам.
Тем временем под Лондоном форменным образом взбунтовался пехотный полк. Во время военного парада солдаты, приколов к шляпам листки с программой «агитаторов», самовольно вышли из строя и промаршировали перед командирами, скандируя: «Справедливость! Права солдат! Свобода!» Усмирять их бросился сам Кромвель, верхом на коне и с палашом в руке. Четырнадцать зачинщиков отдали под военно-полевой суд, но еще до того одного из них расстреляли на месте, без суда и следствия.
Неизвестно, чем бы все это кончилось, но тут вторглись шотландцы, и армия, прекратив митинговать, выступила против внешнего супостата…
После казни короля спокойнее не стало. Еще со времен «похода на Лондон» в армии большое влияние получили так называемые «левеллеры», или «уравнители». Их программа очень нравилась широким массам, потому что предполагала установить полное равенство всех людей независимо от происхождения и уничтожения сословных различий и дворянских привилегий. В чем-то напоминала программу Уота Тайлера, разве что была гораздо менее радикальной.
С установлением Республики левеллеры потребовали принять их программу, именовавшуюся «народное соглашение». Кромвель отправил их лидеров в Тауэр, а петицию об их немедленном освобождении, под которой стояло не менее 10 000 подписей, проигнорировал. Те полки, что считались самыми ненадежными, где влияние левеллеров было наиболее сильным, он собирался отправить в Ирландию на подавление очередного восстания. Солдаты устроили натуральную демонстрацию протеста. Зачинщиков тут же отдали под военно-полевой суд, а одного из них расстреляли на церковном дворе.
Взбунтовались и полторы тысячи солдат в Банбери и Солсбери. Кромвель немедленно туда помчался во главе кавалерийского отряда. Один из главарей мятежа, капитан Томпсон, пытался организовать сопротивление, и «железнобокие» его зарубили. Трех капралов расстреляли по приговору военно-полевого суда.
Кромвель в сжатые сроки провел в армии настоящую чистку, изгнав всех инакомыслящих, в первую очередь сторонников левеллеров. Это оценили по достоинству, так сказать, с двух сторон: Оксфордский университет, где большим влиянием пользовались «засевшие» католики, присвоил звание почетных докторов Оксфорда Кромвелю и полковнику Ферфаксу (тому самому), а лондонские богатеи, протестанты и противники монархии закатили обоим пышный банкет и преподнесли по массивному золотому блюду. Левеллеры со своей уравнительной программой не на шутку пугали и тех, и этих…
Левеллеры потеряли всякое влияние и оказались из политической жизни устранены. Однако вскоре возникла новая головная боль: движение далеко не столь многочисленное, совершенно мирное по применявшимся методам, но крайне интересное по взглядам и убеждениям…
Появились так называемые «диггеры», в буквальном переводе – «копатели» (от английского слова to dig – «копать»). Их вождем и идейным вдохновителем был Джералд Уинстенли, о котором нынче известно очень мало, даже дата рождения указана лишь приблизительная. Достоверно установлено лишь, что он был сыном небогатого торговца, пытался сам заняться коммерцией (мануфактурный цех), но прогорел и зарабатывал на жизнь, став пастухом в графстве Суррей.
Пастух, правда, был непростой. Безусловно, он где-то получил неплохое образование, пусть и не университетское, но не сводившееся к простому умению читать и писать. Написал целую серию памфлетов, в которых подробно излагал свои религиозные и политические взгляды. Религиозные лежат за пределами нашего повествования, а вот к политическим стоит присмотреться пристально.
Левеллеры (подобно многим нынешним отечественным демократам) были прямо-таки зациклены на одной-единственной идее – всеобщих избирательных прав и праве каждого быть избранным как в парламент, так и в те или иные органы власти. Уинстенли был с этим категорически не согласен, резонно утверждая, что и в этом случае богатые останутся хозяевами земли, а бедняки будут по-прежнему гнуть на них спину. При самых совершенных законах никогда не будет равенства между тем, кто владеет землей, и тем, кто ее за плату обрабатывает.
«Беднейший из бедняков обладает точно таким же правом на землю, как и богатейший из богачей». «Истинная свобода кроется в том, откуда человек добывает себе пропитание, т. е. в пользовании землей».
В точности как позже русские крестьяне, Уинстенли считал, что земля – божья. Правда, в отличие и от тех крестьян, и от большевиков он не считал, что землю следует отобрать у богачей и разделить между бедными. Был убежден, что это только увеличит число собственников, а собственность и есть главное зло. По Уинстенли, земля должна стать общей, все будут работать на ней сообща, деньги и торговля исчезнут – трудящиеся будут приносить произведенное ими на склады и обмениваться меж собой. Все органы власти должны быть выборными, а все наказания – сведенными к воспитательным мерам. Никакой армии – только народная милиция для поддержания порядка. Парламент переизбирается каждый год, правом голоса обладают все совершеннолетние мужчины, царит полная свобода вероисповедания, всячески поощряются наука и изобретательство, все мальчики и девочки имеют право на образование.
