Вообще, «рыбные» войны – дело серьезное. В свое время молодую Советскую республику вовсю грабили норвежцы – их траулеры сотнями плавали в наших территориальных водах, вычерпывая рыбку большую и маленькую. Причем прикрывали их норвежские броненосцы береговой обороны. Только когда Сталин закончил строительство Беломорско-Балтийского канала и по нему в Северные моря провели эсминцы и подводные лодки, норвежцы улетучились. Примерно то же самое творилось на Дальнем Востоке, где японцы ловили в наших водах рыбу и крабов, и понадобилось немало усилий, чтобы их оттуда выставить. Наконец, в последней трети XX века, на памяти автора этих строк, разыгралась «тресковая война» между Исландией и Англией. Англичане не признали установленные исландцами территориальные воды, и их рыбаки там роились во множестве. Исландцы послали сторожевые катера, а англичане – военные корабли классом выше. Пушки не стреляли, но парочка таранов случилась, и скандал улаживали долго…
Так что, как видим, войны из-за рыбных мест – дело давнее. В XVII в. проблему решали просто и непосредственно – пушками. Война шла с переменным успехом. Однажды голландцы, воспользовавшись тем, что в Ла-Манше не было английских военных судов, зашли даже в Темзу, далеко продвинулись по ней в глубь страны, сожгли три английских военных корабля и целых шесть недель весело разбойничали по речным берегам.
Потом военное счастье улыбнулось англичанам. Голландцев крепко расколошматили в очередном морском сражении. Захватили два голландских острова в Вест-Индии, а потом отжали голландские североамериканские колонии. Именно голландцы в свое время за бусики и ситец купили у индейцев остров Манхэттен (не особенно краснокожим и нужный) и основали на нем в 1621 г. город Новый Амстердам, ставший столицей колонии Новая Голландия. Саму колонию отобрали у шведов. Ее-то англичане в 1667 г. и захватили всю целиком. Вообще-то голландцам заплатили кое-какие деньги, но гораздо меньше, чем Новая Голландия реально стоила. Голландцы согласились, прекрасно понимая, что у них нет в Америке достаточно сил и англичане могут загрести всё забесплатно. Из Новой Голландии создали английские колонии Нью-Йорк, Нью-Джерси и Пеннсильванию, а Новый Амстердам переименовали в Нью-Йорк – не в честь одноименного английского города, а в честь командующего английским флотом в той экспедиции герцога Йоркского. Голландцы отыгрались в Гвинее, захватив все форты Африканской торговой компании. Вот тут англичанам пришлось отступить – широкомасштабную колониальную экспансию в Африке они начнут лет через двести, а пока что внимание сосредоточили на других регионах.
При Карле Втором в общественной и политической жизни Англии произошли два знаменательных события, оказавших огромное влияние на последующую английскую историю.
В 1668 г. парламент принял акт под длинным названием «Акт для лучшего обеспечения свободы подданных и для предупреждения заточений за морем». Он гораздо более известен под сокращенным названием «Хабеас корпус». Теперь любой арестованный в течение суток должен был быть доставлен в суд с указанием точных причин ареста. Судья решал, оставить ли арестованного под арестом, освободить до суда или отпустить вовсе, не найдя за ним никакой вины. Наказывались должностные лица, в ведении которых был арестованный, если они его не доставляли в суд в предписанный срок. Судьи, не рассмотревшие дела вовремя, должны были заплатить крупный штраф в пользу арестованного. Человека, освобожденного судьей и получившего так называемый «приказ Хабеас корпус», уже не могли арестовать вторично по тому же делу (иначе виновник повторного ареста штрафовался опять-таки в пользу арестованного). Правда, действие этого акта не распространялось на лиц, арестованных по гражданским делам, за тяжкие уголовные преступления и государственную измену.
Карл Второй этот акт подписал, но выговорил себе за это у парламента уступку: согласие на то, что после его смерти престол займет его брат-католик.
Уинстон Черчилль поет этому акту дифирамбы, соловьем разливается: «Тирания и деспотия, столь часто встречающиеся в XX в., со всей очевидностью доказали, что «Хабеас корпус акт», рожденный английским политическим гением, является важнейшим завоеванием демократических прав и свобод, что признают сейчас не только англоязычные народы, но и весь мир».
Красиво сказано, конечно. Только следует кое-что добавить. Во-первых, за сто лет до «английского политического гения» практически ту же систему ввел в Московском царстве Иван Грозный – я об институте губных старост. Во-вторых, что гораздо более существенно, парламент оставил за собой право приостанавливать действие «Хабеас корпус акт» в случае военных действий с внешним врагом или мятежей в самой Англии. Каковым правом неоднократно и пользовался, причем порой «приостановка» длилась долго, не менее года. Яркий пример будет в следующей главе, когда речь пойдет об Иакове Втором.
И все же «Хабеас корпус» сыграл большую роль в развитии личной свободы английских граждан – из песни слова не выкинешь.
Второе знаменательное событие – появление в Англии (кажется, впервые в Европе) самых настоящих политических партий. Это – тори и виги. Чуть упрощенно объясняя, тори представляли интересы самых знатных господ, крупного капитала и земельных магнатов, виги придерживались крайне консервативных и монархических убеждений. Виги смотрелись более демократично: за ними шли нетитулованные дворяне, купцы и торговцы из не особенно богатых, горожане и, как сказали бы мы сегодня, люди свободных профессий и либеральная интеллигенция. Настроены были гораздо более оппозиционно существующим порядкам, с республиканским оттенком, не переходившим, впрочем, в стремление посягать на основы.
Интересно, что поначалу и «тори», и «виги» были бранными кличками, которые партии давали своим оппонентам. По свидетельству большого знатока вопроса Уинстона Черчилля, «тори» сначала звались ирландские разбойники-католики, грабившие поместья протестантов, а слово «виг» обозначало угрюмого и фанатичного шотландского пресвитерианина, стяжателя и ханжу. Обе стороны в характеристике оппонентов не стеснялись и выражений не выбирали. Виги о тори: «Тори – это чудовище с английским лицом, французским сердцем и ирландской совестью. Это широколобое существо с огромным ртом, задом, похожим на два бедра-окорока, полностью лишенное мозгов. Тори похожи на диких кабанов, подрывающих конституцию, покушающихся на два оплота нашей свободы – на парламент и судей». Тори в долгу не оставались и выражались столь же изящно: «Напыщенная речь вигов состоит из вздохов, всхлипываний, стонов, икоты, причем особый оттенок этому придает гнусавость».
Потом как-то так само собой получилось, что обе партии оскорбительные клички стали использовать как самоназвание. Партийность передавалась в семьях прямо-таки по наследству, наряду с прочим имуществом, из поколения в поколение.
Только в середине XIX в. обе партии поменяли исторически сложившиеся названия: тори стали зваться «консерваторы», виги – «либералы». Более чем двести лет, с момента создания и до начала XX в. обе партии сменяли друг друга у штурвала. С одной стороны, настоящая демократия, с другой стороны – выбор небогат. Не столь уж и богатый выбор – выбирать одно из двух…
Один советский юморист (фамилию запамятовал) как-то написал эпиграмму на подобную же американскую систему – когда реальную силу представляют только две партии, точно так же сменяющие друг друга в Конгрессе:
