«Тихий, как гора. Недвижный, как гора. Спокойный, как…»
Закипев от отчаяния, Тристан развернулся на месте и ударом кулака пробил стену.
Гнев моментально испарился. Тристан шумно выдохнул, присмотрелся к дыре, затем – к разбитым костяшкам кулака. К счастью, стена больше напоминала ширму из дранки, а не из тяжелых досок, как в той же долине.
Будь она сложена из досок или камня, как внешние стены казармы, Тристан сломал бы руку. При мысли, что пришлось бы объяснять происхождение травмы коммандеру, он мрачно рассмеялся. Он до крови ободрал кожу на костяшках и испортил перегородку – надо будет прислать слуг, чтобы починили, и надеяться на то, что отец не узнает о произошедшем.
Тристан улегся в гамак и, покачиваясь туда-сюда, оглядывал казарму – узкое вытянутое помещение, увешанное тряпичными люльками вместо деревянных кроватей. Гамаки позволяли вместить столько жильцов, сколько требовалось. Местами они висели и вовсе в два яруса, а рядом стояли стулья, вставая на которые подмастерья забирались в постели, будто слуги. Впрочем, сейчас в казарме жило всего десять учеников, многие места пустовали, и Тристан выбрал нижний гамак в дальнем конце казармы у черного хода, чтобы добиться хоть какого-то подобия уединения.
Все думали, что коммандер своему единственному сыну и наследнику станет всячески потакать и делать поблажки, однако выходило с точностью наоборот.
Он столько месяцев ждал, ему не терпелось приступить к обучению с конем и фениксом – чтобы взять последний барьер на пути из подмастерьев в мастера. Но отец задержал продвижение, дожидаясь, пока подтянутся остальные ученики, которые Тристану и в подметки не годились.
Снова вернулось навязчивое ощущение, что отец знает о слабости Тристана и что на самом деле он откладывал его последнее испытание по другой причине. Эта ложь – не первая и не последняя, но Тристану до смерти надоело искать подвох во всем, что отец говорит, в том, как поступает с ним.
Свою тайну Тристан берег как зеницу ока; скрывал всеми силами, исправляя ошибки – как, например, ту, на утесе, – чтобы стать вдвое сильнее. Однако всякий раз наступал момент, когда Тристана сковывало сомнение и неуверенность, страх, что стоит отцу присмотреться, как он все поймет. А вдруг он уже знает? Вдруг понял, что сын боится огня – того, что делает наездников теми и тем, кто и что они есть?
Но пусть это и трепало ему нервы, раздражало, Тристан хотел такой жизни. Он отказывался упускать мечту из-за того, с чем, в конце концов, можно и совладать.
Увидев сегодня коммандера на полосе препятствий, Тристан понял: вот он, шанс доказать, что он сильнее недостатков, которые видит в нем отец, что ему все по плечу. Тристан даже думал убедить отца поставить его во главе собственного дозора – о большем он и не мечтал.
А вместо этого снова осрамился.
Точнее, посрамил его Ник, мальчишка-конюх.
Мало было Тристану потерять уверенность и провалить очередное важное испытание, так он еще и позволил конюху вмешаться и спасти его! Тому же мальчишке, который однажды выставил его дураком! Слух о том, как Тристан в первый же вылет провалил службу, распространился быстро: однокашники посмеивались над тем, как Тристан «поспешил подуть в рожок». Всякий раз, встречая Ника, приятели искоса поглядывали на Тристана и посмеивались. И вот, с очередным провалом исчезла почти всякая надежда, что тот случай забудется.
Покидая площадку, Тристан снова и снова проигрывал в голове сцену с конем и фениксом, и в конце концов убедил себя, что смог бы справиться, если бы не мальчишка. Увидев огонь, Тристан перепугался, но это ему было не в новинку. Еще секунда – и он приказал бы Рексу погасить пламя, коню – опуститься на все четыре ноги, а псу и голубю – вернуться. Он все уладил бы, но нет же, встрял этот мелкий паршивец. Рискуя погибнуть в пламени или под копытами, он сделал то, чего не удалось Тристану, – взял ситуацию под контроль. С легкостью, будто ему это почти не стоило усилий.
Мальчишка начинал действовать Тристану на нервы.
Сев в гамаке, он уронил голову на руки, зарылся пальцами в упавшие на лоб волосы. Мало было насмешек со стороны других подмастерьев, так еще и в глазах отца он увидел знакомый взгляд. Ошибка сына станет оправданием за то, что коммандер сдерживал его неделями, если не месяцами. Неважно, как хорошо Тристан покажет себя в будущем, сегодняшнего провала отец ему не забудет.
Причем пострадает не он один – достанется всем наездникам. Неважно, что коммандер думает о сыне, нужно высылать больше дозоров, и поимка Ника это лишний раз доказала. Надо следить за местами, где не ходят местные: низина, Предгорье и леса, – ведь там могут рыскать шпионы и имперские каратели.
Но вот, из-за Тристана, коммандер сократит такие необходимые меры, лишь бы доказать свою правоту. Лишь бы научить сына смирению.
– Ты победил, отец, – пробормотал, вставая на ноги, Тристан. – Я смирен.
Правда, зыбкого понимания о необходимости смирения хватило лишь на несколько часов. Тристан направлялся к полосе препятствий, и с каждым шагом это понимание становилось все слабее. Как мог отец так поступить с ним? Тристан – лучший из подмастерьев, и все же он недостаточно хорош. Да, он допустил несколько ошибок, но лишь потому, что отец сам подтолкнул его к роковой грани.
Приближаясь к Нику, встревоженно стоявшему подле Вихря, Тристан ощущал гнев, полыхающий сильнее фениксова огня.
«Спокойный, как гора», – напомнил он себе, но эти слова потеряли для него всякое значение.
Он даже не стал говорить с взглянувшим на него мальчишкой: волосы и глаза черные, как уголь; физиономия и висящая мешком форма слуги – в пятнах грязи. И все же магия в нем сильна, раз сегодня он провернул такой трюк. Угомонить строптивого коня вроде Вихря и без колебаний приблизиться к фениксу… Тристан нехотя признал, что у мальчишки есть задатки наездника. Но никакой мощный природный дар не сделал Ника мастером, и коммандер приставил его помогать Тристану – это ранило его хрупкое самолюбие сильнее, чем он мог вытерпеть.
Тристан сердито выхватил у Ника поводья, вскочил в седло и призвал остальных животных. Не говоря ни слова, выехал на полосу препятствий.
Впрочем, на полпути Ник его догнал.
– А… а разве мне не положено вам помогать? – неуверенно спросил он, выпучив глаза.
Тристан остановился у мишени.
– Ездить умеешь? – спросил он.
– Верхом на коне?
Тристан раздраженно засопел.
– Да, на коне, – сказал он, принуждая себя говорить учтиво. Хотя знал, что мальчишка не умеет ездить ни на коне, ни на фениксе, ни – раз уж на то пошло – на ламе.
– Нет, – ответил Ник, и Тристан кивнул.
– А из лука стрелять? – Тристан показал зажатое в руке оружие.
– Нет, – мальчишка потупился.
– Нет, – эхом повторил Тристан. – А посылал когда-нибудь почтового голубя? С собакой охотился? Занимался хоть чем-нибудь, что я выполняю на полосе препятствий?
