– Для полного спокойствия придется наложить запрет на очень многие вещи. Но в этом случае мы сползем к диктатуре и уподобим взрослых людей маленьким детям. А я вижу будущего Хомо стелларис вовсе не таким.
– Черт возьми! – сказала Джослин. – Почему они не умеют сдерживаться? А я еще верила, что они прошли специальный отбор.
– Напрасные мечтания. Даже при самом тщательном отборе они остаются всего лишь человеческими существами, а у нас за плечами миллионы лет, полные преступлений. Они вошли в нашу кровь, и так легко этого не стереть.
В комнату вошла Элизабет Малори. Во время последней вахты ей пришлось уворачиваться от астероида, а затем возвращать корабль на прежний курс, и она очень устала. Младенец тут же залепетал по-другому, стал сжимать и разжимать кулачки, призывая мать к себе.
– Что ты предлагаешь, Джослин? – спросила мореплавательница, сразу же вмешавшись в беседу.
– Я думаю, очень скоро настанет время четко сформулировать правила поведения, которые ранее только подразумевались. То, о чем умалчивали, станет более понятным, будучи произнесенным вслух.
Мать вытащила Элоди из кроватки, взяла малышку на руки, принялась ласкать и целовать ее.
– В ближайшем будущем нам придется создать конституцию. Четко обозначить то, что запрещено. Перечислить санкции за каждый проступок и каждое преступление.
– Санкции? Но кто станет приводить их в исполнение?
– Полиция. Нам придется учредить полицию. Мы не можем больше рисковать и полагаться только на то, что энтузиазм поможет людям сдерживаться. Нужно добавить к нему страх перед наказанием, иначе вскоре все рухнет, и, едва выйдя из периода невинности, мы незаметно попадем в начало эпохи варварства.
Элизабет Малори, продолжая целовать ребенка, как будто стремилась зарядить его любовью, повернулась к собеседникам.
– Во что ты верила, Джослин? Что люди на протяжении тысячи лет будут только улыбаться друг другу и между ними не произойдет ни малейшего конфликта?
– Да, я на это надеялась. Я в самом деле полагала, что без денег, без частной собственности, без брака, без алкоголя, без налогов и правительства и с учетом гражданской сознательности каждого это сработает.
– Настала пора... Хотела сказать «опуститься на землю», но правильнее будет выразиться «вернуться к реальности». Мы всего лишь люди.
Элоди вновь принялась лепетать. Трое спорщиков обменялись взглядами, и Элизабет решительно заявила:
– Вот звездное дитя, но ее поколение пока еще не составляет большинства пассажиров. Мы с вами – бывшие земляне, нам только предстоит стать новыми людьми космоса.
Джослин Перез скорчила разочарованную гримасу.
– Нам потребуется созвать совет мудрейших для создания конституции. Впятером этого сделать не удастся.
Элизабет положила младенца в кроватку и, не подумав, предложила Джослин стакан со спиртным напитком, который мэр решительно отвергла.
– Итак, конституционное собрание из мудрецов. Что еще? – спросил изобретатель.
– Нужно предусмотреть множество тюремных камер. Быть может, около сотни. Будут и другие преступления.
Задумавшись, Ив произнес фразу, которую он бы хотел никогда не говорить вслух:
– Разве единственная причина, по которой необходимо иметь пустые тюремные камеры, не состоит в том, что их предстоит наполнить... (Он спохватился). Мне кажется, мы опять начинаем идти по старому пути, который привел человечество в тупик. Неужели нет какого-либо другого решения?
– Это необходимое зло, причем меньшее из возможных. Худшим представляется появление у нас преступников, не понесших заслуженного наказания. Ведь тогда мы придем к анархии, – заметила Элизабет.
– Я был анархистом. Я всегда мечтал о мире без полиции и правительств, – ответил Ив.
– Это лишь мечта. В реальности это используют к своей выгоде обманщики и маленькие диктаторы. Убедившись в своей безнаказанности, они силой устанавливают собственные законы, – напомнила Крамеру подруга.
– Таким образом, нам в ближайшее время придется организовать «правительство».
Изобретатель произнес это слово с таким отвращением, как будто речь шла о каком-то гадком кушанье.
– Я не вижу другого варианта, – отчетливо проговорила Джослин Перез.
Ив Крамер ударил кулаком по бамбуковой стене.
– Почему мы неизменно оказываемся в плену одних и тех же схем?
– Натуру человека так легко не изменить, – сказала Элизабет, укачивая дочку.
– Все мы получили от других людей систему параноидальных представлений о действительности. Наши родители, школа, место работы и телевидение держали нас под прессом на протяжении всей нашей молодости, загоняя в некую форму. От этого легко не избавишься. Даже многолетнее космическое путешествие не может изменить программу поведения, заложенную столь глубоко. Или для достижения этой цели следовало бы промыть мозги пассажирам «Бабочки», чтобы они забыли все. Пусть они станут чистыми, свободными от насилия, которое они видели и терпели. Пусть ни у кого из них не останется ни тени воспоминания даже о порке, перенесенной в далеком детстве, ни капли боязни темноты или волков.
– А я верю в будущее поколение, – заявила Элизабет, целуя Элоди. – Нужно потерпеть. Мы попытаемся воспитать их так, чтобы внушить им желание быть счастливыми.
– Не только, – сказал Ив. – Потому что, если я правильно понял, достаточно одной паршивой овцы, пораженной вирусом насилия, чтобы заразить все стадо.
В конце концов Джослин Перез налила себе стакан спиртного напитка и выпила его залпом.
– В том-то все и дело, что наш опыт уникален. У нас впервые появилась возможность попытаться изменить старинные правила. Но для этого нам на первом этапе нужно сохранить некоторые из них. К их числу относятся конституция и закон, а также правительство и полиция. Эти правила останутся в силе до тех пор, пока мы не достигнем совершенства и не сможем жить без руководителей.
48. РАЗЛОЖЕНИЕ
Погребение подруги булочника состоялось на пустынном плато, которое по решению Джослин превратилось в кладбище. Как это предложил Адриан Вейсс, постоянно заботящийся о поддержании экологического цикла в Цилиндре, тело молодой женщины не стали оборачивать в какое-либо одеяние. Покойницу хоронили обнаженной, опустив непосредственно в яму, выкопанную в земле, чтобы черви смогли переработать мертвую плоть и таким образом вернуть элементы, из которых она состояла, в «природу» Цилиндра.
В тот момент, когда умершую стали засыпать землей, люди, пришедшие на церемонию, спонтанно затянули погребальную песню. У нее не было слов. Монотонная мелодия звучала не переставая и становилась все более громкой.
Следуя еще одному совету психобиолога, над могилой посадили грушевое дерево. Вместо прощальной молитвы Адриан Вейсс произнес:
