– Марина, не знаю, как мальчика увести.
– Он заболел? – с жадным любопытством осведомилась баба.
– Напился! – воскликнула Маркина. – До поросячьего визга. Тима в этом месяце открывает свой магазин, сегодня он завершил оборудование помещения. Ну и отметил это с приятелями!
Марина рассмеялась.
– Зинуля, ты счастливая мать, у тебя сын наклюкался впервые в жизни, став взрослым. Мой так с пятнадцати лет к бутылке прикладывается. И повод у твоего хороший – магазин открыл. Ты на него обувь надень, а я схожу за зятем, он тебе поможет. Только минут десять потерпите. Мои молодые живут в соседнем доме.
– Спасибо, дорогая, – поблагодарила Маркина, дождалась ухода соседки, кинулась домой, схватила из шкафа бутылку коньяка, которая там стояла с незапамятных времен, ринулась во двор и налила спиртное сыну за шиворот.
Когда соседка с двумя парнями вернулась и все подошли к Тиме, от него сильно пахло спиртным, а из кармана куртки торчало горлышко бутылки.
– У Мишани брат гостит, – весело пояснила Марина, – ща они твое сокровище в квартиру доставят. Давайте, мальчики, помогите Зиночке.
Один мужик подергал носом.
– Хорошо отдохнул.
– Не слабо так, – засмеялся второй, – аж завидно.
– Раз, два, понесли! – захихикал Миша. – Давай, мужик, шагай.
– Отстаньте, – закричал Тима, – купаться хочу! Мама, на другом берегу реки ресторан стоит. Видишь?
– Да все мы его видим, сейчас жрать туда направимся, – расхохоталась Марина. – Зина, Тимофей такой потешный, когда выпьет, а мой Женька сразу в драку лезет.
– Коль, поднимай мужика, понесем его на себе, – распорядился Михаил.
Пересмеиваясь и повторяя: «Отдохнул так отдохнул, аж завидно», зять Марины с братом доставили Тиму в квартиру. Тот не сопротивлялся, он просто нес чушь, просил ласты, потом заявил, что спектакль в театре неинтересный.
Когда соседка и парни ушли, Зина бросилась звонить Михаилу Аркадьевичу.
Глава 30
В глазах врача промелькнула тень.
– Пришлось госпитализировать Тимофея. Острое состояние сняли быстро. А вот с «хвостом» работали не один месяц. Опять заикание, тремор рук, разные страхи. Но мы справились.
– Что на этот раз вызвало обострение? – поинтересовался я.
Бронкин издал тяжелый вздох.
– Встреча с мертвой женой. Тимофей быстро обрел способность к беседе, я задал ему тот же вопрос: «По какой причине ты разволновался?», Матвеев ответил: «Пошел к гаражу, меня окликнули, я обернулся – Света стоит, и запах ее духов! Лаванда! Прямо в мозг ударил. Это точно была она. Голос ее! Запах! Все. Дальше провал. Темнота». Очнулся он у меня в палате.
– Возможно, его кто-то в толпе толкнул, сделал незаметно укол, – предположил я, – есть ампулы с иглой. Вас вроде случайно задевают на улице, и вы получаете хорошую дозу какого-то препарата.
Михаил Аркадьевич почесал подбородок.
– Я подозреваю, что Тимофей испытал сильный стресс. Наш организм сложная система. И он в большей степени зависит от психики, чем люди думают. Ни одно потрясение не проходит даром. Если в юности вы отравились рыбой плохого качества, то потом при виде этого кушанья много лет будете испытывать тошноту. Или приобретете аллергию. Съедите кусок свежайшей семги и получите отек Квинке. А до отравления спокойно употребляли и лосось, и всю его родню с приятелями. У меня был пациент, здоровый физически человек, тот впадал в гнев при виде женщин, одетых в пиджак темно-синего цвета, говорил:
– Убить их готов!
Поскольку такая одежда распространена, мужик жил в постоянном дискомфорте. Мы с ним потратили почти год, пока установили причину возникновения такой реакции. Но он хотел докопаться до истины. А Тимофей сопротивлялся, закрывался, я не смог добиться от него откровенности, хотя и привел молодого человека в порядок. Ушел Матвеев от меня в нормальном состоянии. Я знал, что новое обострение случится, сказал Тимофею при выписке:
– Нарыв надо вскрыть. Сейчас он вроде не болит, но до конца не убран. Рано или поздно случится нечто, и опять наступит срыв. Давай поработаем вместе, вычистим все до конца.
Но он просто ушел. Жил потом спокойно, без рецидивов. И вот вам! Вчера новый виток.
– Меня вызвали на парковку, – всхлипнула Зинаида. – Платная стоянка находится у нас неподалеку. Люди в основном рано утром уезжают. После десяти один-два человека за автомобилями спешат. Сыну не надо являться на службу к определенному времени, он, как правило, идет на парковку в районе полудня. Тима человек привычки и расписания, у него все идет по плану. Ну ничто не предвещало беды. Вечером мы чай пили. О Светлане не говорили, боялись затронуть больную тему. Беседовали о всяких пустяках, смотрели по телевизору канал про животных. Потом спать легли. Утром мальчик спокойно позавтракал. Вот только пожаловался:
– Голова тяжелая, кружится немного. Погода отвратительная.
И ушел в гараж. Минут через пятнадцать позвонил местный сторож: «Вашему сыну плохо». Я помчалась на стоянку, увидела Тиму сидящим на земле, поняла: опять беда – и звякнула Михаилу. Когда сына везли в больницу, он схватил меня за руку и зашептал:
– Мама, она здесь.
Я стала гладить его по голове.
– Все хорошо, дорогой, я рядом.
Он закричал.
– Закопай ее! Скорей! Спрячь.
Я не поняла, спросила:
– Солнышко, кого надо закопать?
Тима неожиданно спокойно ответил:
– Свету, она стоит у гаража.
Зинаида схватилась ладонями за виски.
– Ой, я полная дура! Ну зачем решила с мальчиком, как с нормальным говорить? С какой стати объясняла ему: «Дружочек, Светы нет в Москве». Хорошо хоть, ума хватило не сказать, что она умерла.
Маркина застучала кулаками по столешнице.
– Тимоша еле слышно сказал: «Она на дорожке стоит. Там сильно пахнет лавандой».
Зинаида замерла, потом сказала:
– Девочка обожала этот цветок. А я его недолюбливаю, но вынуждена пользоваться средствами от моли. Когда Тима познакомил меня с невестой, мне показалось, что та опрыскалась спреем, с помощью которого я вещи берегу. Потом оказалось, что у Светы духи на основе лаванды. Дешевые, потому что очень яркие, прямо вонючие. Девочка посидит у нас, уйдет, а я сразу окна открываю, квартиру проветриваю. Но Тиме этот аромат нравился, он еще маленьким мальчиком шкаф открывал и говорил: «Приятно пахнет».
Я посмотрел на Бронкина.
– Человек может уловить запах, которого нет?
– Да что угодно ощутить может, – воскликнул врач, – аромат, вкус. И цвета увидит, которых вокруг в помине нет. И день с ночью перепутает. И родную мать за пирата примет. И в окно с десятого этажа сиганет, потому что решит: перед ним море плещется, а в нем его ребенок тонет.
