– Ну хорошо, – смягчившись, вздохнула я. – Если не уеду, схожу с тобой на фестиваль. Так мне можно посмотреть коробки?
Беннетт усмехнулся, явно довольный собой:
– Как насчет воскресенья? Мама собирается пригласить тебя на ужин. Заодно расскажешь мне, что еще запомнила из нашего вчерашнего разговора.
Я подняла упавшую на пол красную футболку, швырнула в него и отвернулась к окну, чтобы он не увидел, как я улыбаюсь.
Двадцать
Сисси
2010
Сисси пропалывала клумбу с алиссумом и цинниями, безжалостно выдергивая из земли сорняки и изредка – цветочные стебли. Перед глазами все расплывалось; наверное, просто одышка. Вновь и вновь она переживала утреннюю сцену в Карроуморе: по сути дела, дому вынесен смертный приговор. И не только дому.
Послышались шаги, пахнуло табаком. Битти сипло вздохнула, собираясь что-то сказать. Сисси прервала ее:
– Тебе действительно пора завязывать с курением. Хрипишь, как загнанная лошадь.
– Ты, я вижу, неплохо разбираешься в лошадях, – парировала Битти.
– Много раз бывала на ферме. По крайней мере, побольше твоего. – Сисси попыталась подняться, но колени отказались разгибаться. – Так дышит только человек, стоящий одной ногой в могиле, а второй – на банановой кожуре.
– Тебе что, не встать?
Не удостоив ее ответом, Сисси протянула руку, и Битти помогла ей подняться.
Они долго смотрели друг на друга, тяжело дыша и кашляя. Наконец Сисси уселась на кованую железную скамейку под старой магнолией, откуда открывался вид на реку, и жестом пригласила Битти присоединиться. Та немного поколебалась, но села. Ее снова настиг приступ кашля.
Сисси пристально оглядела старую подругу и впервые увидела ее без прикрас: на лице солнечные пятна и морщины, губы тонкие, брови – еще тоньше, сквозь ярко-рыжие волосы просвечивает седина. Если не смотреться в зеркало или наносить макияж без очков, можно долго пребывать в убеждении, что ты до сих пор молоденькая. С возрастом Сисси познала непреложную истину: обманывать себя гораздо проще, чем смотреть в лицо правде. Тем не менее приходится признать очевидное: они обе состарились.
– Ты уже обращалась к доктору по поводу этого кашля?
– Конечно обращалась, я же не идиотка. У меня был приступ острого бронхита, но я уже иду на поправку. Принимаю антибиотики и делаю ингаляции, если хочешь знать. Ты еще не слышала, как я кашляла до лечения.
– Доктор говорил, что тебе нужно бросить курить?
– А то как же. Небо синее, трава зеленая, курить вредно, – отмахнулась Битти.
Сисси поняла – продолжать разговор бесполезно, и замолчала. Эта часть сада с видом на реку Сампит – ее тайное убежище, где можно спрятаться от действительности. Правда, складывается впечатление, что прятаться больше негде.
– И что теперь станет с Карроумором?
Сисси пожала плечами:
– Не знаю… похоже, у нас не так много вариантов.
По реке медленно скользила яхта; молодая женщина в оранжевом купальнике опускала парус. Сисси вспомнила желтое бикини, взятое напрокат у Маргарет, когда они, восемнадцатилетние, ездили в Миртл-Бич. В те времена носить бикини считалось верхом бесстыдства.
– Так вот почему ты злишься, – протянула Битти. – Ты больше тридцати лет старалась забыть о нем, а теперь тебе напомнили.
– У тебя всегда отлично получалось читать мои мысли, – отозвалась Сисси, не сводя глаз с реки. – Лучше помолчи.
Битти засмеялась, смех перешел в кашель.
– Извини. Старая привычка.
Река, словно лента, соединяющая прошлое с настоящим, неторопливо несла свои воды в сторону океана, наводя на мысли о неумолимом течении времени.
– Я мечтала забыть ту ужасную ночь, поэтому никогда не ездила туда, – наконец призналась Сисси. – Мне не хотелось видеть развалины. В моих воспоминаниях Карроумор по-прежнему новый, свежевыкрашенный, а на крыльце стоят качели.
– И Маргарет все еще жива, – тихо добавила Битти.
– Для меня дом – это Маргарет. Я говорю себе: с ней все в порядке, она в Карроуморе, и мне удается ненадолго забыть о пожаре.
Битти смотрела на нее с непроницаемым выражением лица:
– Ты ведь проспала бо́льшую его часть.
Сисси задумчиво кивнула. Она почти не помнила сам пожар. Врачи говорили, так и должно быть: мозг заблокировал воспоминания, и они вернутся, только когда она будет готова. Пока Сисси не чувствовала себя готовой. Ее нашли на лужайке перед пылающим домом; рядом лежала малышка Айви. Ей сказали, она спасла девочке жизнь.
– Иногда мне снится та ночь. Я слышу плач Айви. Вокруг пахнет гарью. А потом… ничего.
– Тем не менее ты по-прежнему чувствуешь свою вину.
Сисси заставила себя оторвать взгляд от реки и посмотреть на подругу.
– Вину? За то, что случилось с Маргарет?
Битти медленно покачала головой:
– За то, что произошло после ее гибели.
У Сисси запульсировало в висках.
– Нет, я не чувствую своей вины. Это-то меня и пугает. Но я по-прежнему скучаю по Маргарет, каждый божий день.
– Знаю. Вот и хорошо, что ты себя не винишь, ведь это моя вина.
– О чем ты говоришь? Тебя же там не было.
Битти встала, тяжело опершись о поручень скамейки.
– Ты не любишь ездить в Карроумор, потому что для тебя он по-прежнему целый, и Маргарет жива. Знаешь, каким я вижу Карроумор, когда думаю о нем? Я вижу развалины, какие они есть на самом деле. Обгорелые, обугленные руины. Памятник опрометчивым желаниям и нарушенным обещаниям. Если бы не Ларкин, я сожгла бы эти развалины дотла. Хочется верить, она станет спасением не только для дома, но и всех нас.
Горькие слова Битти больно кольнули Сисси.
– Ты никогда не говорила, что так относишься к Карроумору. Столько лет прошло, а ты и словом не обмолвилась.
– Просто ты отказываешься видеть плохое и делаешь вид, будто зла не существует. В твоих глазах все люди безупречны и прекраснодушны, за несколькими исключениями. Честно говоря, оберегать тебя от уродливой реальности – тяжкий труд. Я не всегда буду рядом, так что пора тебе разбираться во всем самой.
Сисси резко встала. У нее закружилась голова.
– Я прощу тебе эти слова, потому что ты старая, больная и наполовину выжила из ума. Но я так и не поняла, почему ты винишь себя за смерть Маргарет.
Битти прижала ладонь к груди, словно так ей легче дышать. Набрав воздуха в дребезжащие легкие, она произнесла:
– Когда мы узнали, что Реджи ушел в армию, я положила в дупло еще одну ленту.
Гудение насекомых и стрекот цикады внезапно стихли. Сисси слышала только стук собственного сердца и свистящее дыхание Битти.