Когда еда была съедена, и дело шло к завершению вечера, объявили еще один конкурс. В этот раз увильнуть не удалось, выбрали меня. Погруженная в болото неприятия, я утратила бдительность и не успела улизнуть. Мне и еще одной девушке завязали глаза и поставили задачу преодолеть небольшую полосу препятствий, подчиняясь только голосовым командам координатора. Руками пользоваться было запрещено, их попросили убрать за спину. Выигрывает тот, кто быстрее преодолеет дистанцию. По правде говоря, мне лично было все равно, выиграю я или нет. Поэтому особо стараться не имело смысла.
— Здесь натянута веревка, осторожно перешагивай… — слышала я голос и подчинялась инструкциям. Переступить, наклониться, пройти боком… я равнодушно выполняла несложные команды, желая, чтобы все поскорее закончилось. Рядом раздавались указания другому участнику.
— Ты почти победила, — сказал мой координатор. — Теперь аккуратно потянись губами вперед и возьми из моих рук кусок яблока.
Я потянулась и наткнулась на чье-то лицо. Чужие губы впились в мои, язык на секунду скользнул в рот. Лишь на секунду, но… Я замерла, как от выстрела. Словно сквозь вату раздался топот и хихиканье. С меня сняли повязку, и я увидела улыбающегося шефа с ней в руках. Остальные, как выяснилось, дружно сбежали и прикрыли за собой дверь, оставив нас наедине. Где-то в отдалении слышался смех и глухие голоса, а я… все стояла в той же позе. Шок был так велик, что мышцы, казалось, одеревенели.
— Саша… — прочувствованно начал шеф, но тут, наконец, кокон лопнул. Готова поклясться, что услышала звон разбитого стекла. По щекам неконтролируемо побежали слезы. Да что там, они хлынули рекой. Я не всхлипывала при этом, просто стояла и ощущала, как намокает лицо, видела, как размывается картинка.
Мои демоны, наконец, вырвались. Многократно задавленное нечто обрело свободу. Апатия сменилась настоящей бурей эмоций. Вся замаскированная боль, тоска и даже страх, да что там, ослепляющий ужас последних дней вырвались наружу. Я больше не могла прятать их внутри, украшая бантиками и называя другими именами. Только дав им выход, наконец, получилось увидеть правду, надежно скрытую на самом дне. Боже, как она проста. Я. Люблю. Гелиана. И мне без него не просто плохо. Кажется, я умираю.
— Что с тобой? — Испуганно спросил Павел Дмитриевич, и снова протянул ко мне руки, желая, видимо, успокоить.
Я шарахнулась назад, глядя на него с омерзением. Как он смел дотронуться до меня своим ртом? Гнев вспыхнул, как сухая трава. Не особо контролируя себя, я принялась отплевываться, а потом рукавом оттирать губы, едва не сдирая кожу.
— Ты что, перепила? — Неуверенно спросил шеф и сделал еще шаг по направлению ко мне.
— Я вообще не пила в отличие от вас, — прошипела я и изо всех сил залепила ему пощечину, едва не вывихнув руку. Мне было больно. Очень. Но ему явно больнее.
Пока он не опомнился, я развернулась и побежала. К счастью, дверь оказалась только прикрытой. Вихрем промчавшись мимо коллег, томящихся в ожидании счастливой развязки от воссоединения двух сердец (ненавижу), я бросилась в лес. Бежала так, как никогда прежде. Неслась, оставляя волосы на сучьях, и ощущая, как ветки хлещут по лицу. Вокруг было темно, но я знала, что в этой стороне чуть дальше расположен обрыв, с которого открывается шикарный вид. Это одна из известных местных достопримечательностей и днем мы успели туда сходить с ребятами. Так и оказалось. Ворвавшись в просвет, остановилась на краю. Я задыхалась от слез и быстрого бега. Мне было так плохо, как никогда. Сердце закололо. Но я обрадовалась этому, как подарку. Мысль умереть показалась счастливым избавлением. Последние недели "нормальной" жизни были адскими, и теперь я видела это. Вот почему еда утратила вкус и краски стали тусклыми, практически как в черно-белом кино. Я сама оттолкнула того, без кого существование становилось бессмысленным, невыносимым адом. Боже… вот что он хотел донести мне год за годом. А теперь он ушел. Ушел. Я, наконец, зарыдала, как маленькая девочка и некрасиво села прямо на сырую холодную землю. Все, не могу больше… а если я никогда его не увижу? Тогда уж лучше прямо сейчас шагнуть с обрыва…
— Медок… — раздался сзади знакомый голос. Горячие руки легко вздернули меня вверх и поставили на ноги.
Я резко обернулась и, не веря себе, уставилась на Гелиана. Он шагнул назад, давая мне время осознать свое присутствие. Хорошо же я, должно быть, выглядела. Вся в слезах, растрепанная и с грязью на штанах.
— Ты… — изо рта вырвался маловразумительный сип. — Это ты?
— Я, — он смотрел на меня, не делая больше попытки сократить расстояние. Может, разлюбил? Обиделся и решил больше не тратить время на достижение взаимности от упрямой и глупой девчонки? От подобной мысли стало больно. Но тогда что он делает здесь?
Не знаю, долго ли я стояла. Время, кажется, остановилось. Минуты тикали одна за другой, а мы все торчали на обрыве и пялились друг на друга. Мне казалось, что если я отведу взгляд хоть на мгновение — он исчезнет. Чем же руководствовался в этот момент он — не знаю.
Наконец, ступор кончился. Самым неожиданным образом. В свое оправдание скажу, что в этот момент очень плохо контролировала себя, действуя, мягко говоря, неадекватно.
Я кинулась на него и начала изо всех сил бить кулаками в грудь до тех пор, пока он не перехватил их. Вроде бы мягко, но вырваться невозможно. Его темные и глубокие, как космос, глаза не были по обыкновению насмешливы, он смотрел цепко и серьезно. Очень серьезно. Я рванулась еще раз и обмякла, осознав бесполезность собственных усилий.
— Отпусти, — попросила, закусывая губы, чтобы опять не расплакаться и не показать свою слабость.
— Нет, — жестковато ответил он. — Ты разве еще не поняла? Я никогда тебя не отпущу.
— Но ведь ты бросил меня, — Вопреки логике и здравому смыслу сейчас это показалось предательством.
— С ума сошла? — Гелиан чуть потянул руки в стороны, вынудив упасть на грудь всем весом. — Я же не могу без тебя дышать.
Осознание сказанного заставило замереть. Горло сдавило, и слезы снова хлынули потоком. Это выходило напряжение последних недель, бессмысленных и пустых, как небо без звезд. Стало холодно, мир показался отвратительно неуютным, а единственный источник тепла и радости стоял прямо передо мной.
— Согрей меня, — попросила, не слыша собственного голоса.
Он с недоверием вгляделся в мое лицо, отыскивая там признаки обычного отторжения. Не нашел.
— Ты сказала… — медленно начал он, а я поняла, в чем причина его предыдущего бездействия. Он не был уверен, что я обрадуюсь ему. Боялся реакции. Ведь я столько лет отталкивала его. Поэтому Гелиан ждал первого шага. Хотел понять, изменилось ли что-то за это время.
— Я люблю тебя, — я произнесла эти слова громко и отчетливо. — Я люблю тебя, Гелиан.
О, это выражение его лица. Оно стоило всех этих лет и каждой минуты. Кожа моментально покрылась мурашками. Право слово, теперь и умереть не жаль. Взрывная смесь ужасающего по своим масштабам потрясения, замешанного на застарелой многолетней боли, о которой я даже не подозревала, и дикой, ослепительной радости.
