И опять она промолчала. Очевидно, он не так глуп, как показалось сначала.
– Нола, в комнате… когда ты меня увидела… ты меня сразу узнала, так ведь?
Нола, опустив голову, продолжала рисовать. «Монгол… Фабер… Штедтлер… Тикондерога… Шван».
– Вы – отец Мэгги. Гробовщик.
Зиг выпрямился.
Нола заметила, как расцвело лицо отчаявшегося пожилого мужчины. Он так давно не слышал этого обращения, что забыл, как приятно оно звучит – «отец Мэгги».
– Зови меня Зиг, – воодушевленно предложил он, протягивая руку.
Нора не обратила на нее никакого внимания, продолжая рисовать. Она закончила рисунок катафалка с гробом. Перевернув страницу, начала новый – портрет Зига.
– Ты же помнишь, как спасла ее? Мою дочь?
Опять молчание.
– Слушай, я говорил правду. Если расскажешь, что случилось, я смогу тебе помочь.
Нола в молчании яростно работала карандашом.
– Хотя бы имя назови… твоей подруги… Раз ты здесь, значит, она тебе не безразлична.
И опять в ответ только скрип карандаша. Зиг получался похожим, для первого наброска сойдет. Как всегда, искусство, непосредственный процесс рисования неизменно раскрывали что-то новое. Она заметила это новое, когда рисовала глаза Зига. В них стояла не просто печаль – одиночество.
– Нола, пойми, те, кто забрал тело той женщины, если они не знали, что ты жива, то очень скоро…
– Где она сейчас?
– Не знаю. Ее увезли.
– Кто?
– Понятия не имею. Мы ждали катафалк из Лонгвуда, но этот прибыл первым, выдав себя за него.
– Тогда зачем вы сюда приехали?
– Ты два дня назад поменяла место похорон на Лонгвуд. Я предположил, что неспроста. По крайней мере, если те, кто за этим стоит, подумают, что настоящее тело у нас, они примчатся искать его. Могу тебя заверить, что они – те самые люди, кто подделал отпечатки паль…
– Мне пора, – перебила его Нола, захлопнув блокнот.
Девушка шлепнула по кнопке гаражных ворот ладонью. Ворота разинули пасть.
– Еще раз извините за флаг.
– Нола…
Никакого ответа.
– Нола, подожди!
Девушка молча покинула гараж.
– Нола, она оставила тебе записку. Твоя подруга… у нее в желудке… я нашел сообщение для тебя.
Нола застыла на полпути.
– Какое еще сообщение?
20
* * *
– И это было у нее в желудке?
– Да. Я сам нашел.
Они снова стояли в гараже. Нола бросила оценивающий взгляд. Не врет.
– Видимо, проглотила ее, когда осознала, что самолет…
Нола кивнула. Она прекрасно понимала, о чем он говорил. Вот уже три дня она прокручивала в уме последние моменты на Аляске – как покидает небольшой аэродром, а люди вокруг начинают кричать, плакать, как всех захлестнула такая волна эмоций, что ее почувствовали аж на стоянке машин, еще толком ничего не услышав. Люди показывали пальцами, всхлипывали. Вдалеке над снежной равниной поднимались тонкие завитки черного дыма.
– И больше в записке ничего не было? – спросила Нола, глядя на изображение на экране мобильника.
Она дважды перечитала слова: «Нола, ты была права. Беги!»
– Я полагаю, ты знаешь, о чем она предупреждала?
Нола кончиками пальцев растянула изображение на экране, рассматривая нетвердый почерк и зернистость – свидетельство того, что писали на пластмассовом столике самолета. Она невольно представила себе весь ужас момента.
Ноле и самой приходилось смотреть в глаза смерти – в последний раз на борту вертолета, совершавшего аварийную посадку на плантации ката в Йемене. Пока пилот выкрикивал указания, которые никто не мог расслышать, она размышляла о том, что повод для смерти мог бы выдаться более значительным, чем банальное короткое замыкание.
Возможно, погибшую в авиакатастрофе на Аляске посещали те же мысли. Однако, перечитав записку, Нола осознала горькую истину – в последние отчаянные минуты ее знакомую беспокоила не смерть и не собственная судьба, а судьба Нолы.
– Камилла, – пробормотала она.
– Что-что?
– Камилла. Так звали женщину на самолете, чей труп принимают за мой. Камилла Уильямс. Штаб-сержант армейского спецназа. Двадцать семь лет. Из Айовы.
– Она была твоей подругой?
Нола повернулась к Зигу, посмотрела на него долгим взглядом, но ничего не сказала.
– Нола, на борту самолета, который вот-вот упадет, какой фактор позволяет выжить в первую очередь, знаешь?
– Место рядом с аварийной дверью.
– Нет, это второй фактор. Первый – принадлежность к мужскому полу. Да, близость к аварийному выходу, несомненно, помогает, но что происходит, когда все к нему бросаются? Люди превращаются в животных. Шансов пережить катастрофу больше у мужчин, – медленно выговорил Зиг. – Камилла каким-то образом выпрыгнула. Могу поспорить, она не давала себя в обиду. Не хочешь рассказать о ней подробнее?
Нола промолчала, снова нажала кнопку гаражных ворот. Ворота поползли вверх. Она направилась к выходу.
– Я знаю, что ты написала ее портрет, – крикнул вдогонку Зиг. – Я видел его среди личных вещей Камиллы.
Нола не замедлила шаг.
– Я узнал и твою должность: ты – штатный художник, не так ли? Армия позволяет тебе путешествовать по всему миру, писать портреты солдат в Афганистане, спасателей в Бангладеш. Тебе везде открыт доступ, правильно? Но я все равно не могу понять, что ты делала на Аляске. Ты приехала туда писать портрет Камиллы или тебя привлекло что-то еще?
Нола продолжала идти. Зиг ей не нравился, ее задевал легкий налет осуждения в его голосе.
– Скажи хотя бы, почему Камилла летела под твоим именем. Вы поменялись местами? Кто так решил – ты или она?
Нола вышла во двор, осмотрелась и направилась к спрятанной за углом машине.
– А как насчет Гудини?
Нола остановилась.
– Думаешь, ты одна узнала имена других погибших? – спросил Зиг. – Роуз Маккенберг, Клиффорд Эдди, Амедео Вакка – все они летели тем же рейсом, что и твоя подруга Камилла. Однако все трое умерли еще пятьдесят лет назад.
Нола опустила взгляд на бетонную дорожку с зигзагообразной трещиной. Строители добавили в раствор слишком мало воды. Ошибки можно было легко избежать.
– Это имена-прикрытия, – сказала она наконец.
– Я в курсе, что такое имена-прикрытия. Меня больше интересует, что именно они прикрывали. Эта группа неспроста забралась в глухомань, им явно не нужны были соглядатаи, а тут ты со своими кистями. Давай начнем с самого начала? Ты что-то такое увидела на Аляске, что заставило тебя пропустить рейс. Что это было?
