– Ты можешь записать несколько кличек и одно имя?
– Конечно. – Джон достал ручку и записную книжку. – Слушаю.
– Клички такие: Шерхан, Али Юсеф Кролик, Бешеный Пес. И имя: Олег Владимирович Шершнев. Ты можешь отправить факс в свою фирму – чтобы они проверили, не встречались ли эти клички или это имя в сводках полиции или ФБР за последние полгода?
– Могу, конечно.
– Пожалуйста. Мне это может очень помочь.
– Сделаю это сегодня же. Слушай, Пол, может, я смогу сделать что-то еще?
– Если мне что-то понадобится, я тебя попрошу.
– Где ты вообще обитаешь?
– Пока я обитаю в парках. Сегодня, например, я провел прекрасную ночь в Тимирязевском лесном заповеднике. Там тихо, никого нет, ходят олени. Выспался на славу.
– Но нельзя же все время ночевать в парках.
– Конечно. Не волнуйся, друзья подберут мне квартиру. Переменю внешность, буду жить под чужой фамилией – пока не докажу, что я не убийца. Джон, ты ведь теперь хорошо знаешь памятник Пушкину?
– Знаю, с твоей помощью.
– Договоримся так: если вдруг раздастся звонок и ты, подняв трубку, услышишь молчание, а потом гудки – это будет означать, что звоню я. И что я хотел бы встретиться с тобой в ближайшее время у памятника Пушкину.
– Договорились. А сейчас что?
– Сейчас я выйду из машины. А ты поедешь по своим делам.
Глава 11
Остановив «понтиак» возле Трубной площади, где, насколько он помнил, жил Всеволод Пономарев, он же Пилон, Костомаров взял правой рукой телефон. Попробовал набрать номер левой рукой – плечо резанула боль. Пришлось набирать правой, придерживая телефон между коленями.
Дело осложнялось тем, что звонить Пилону было непросто. Он соблюдал строгие правила конспирации и с незнакомыми людьми вообще не разговаривал – просто-напросто не поднимал трубку. Знакомые же должны были, позвонив ему один раз, положить трубку, затем, позвонив второй, сделать то же самое, и лишь на третий звонок следовал отзыв.
Этому были свои причины. Пилон, почти всю первую половину жизни проведший в тюрьмах и исправительных колониях, выйдя к пятидесяти годам на волю после очередного срока, поклялся, что больше его ноги в зоне не будет. И занялся весьма прибыльным делом, суть которого разработал во время последней отсидки.
Начал он с того, что официально зарегистрировал частную трудовую артель «Реставратор», прикрепив ее к малоизвестной нотариальной конторе. Артель эта согласно уставу должна была совместно с нотариальной конторой заниматься реставрацией старых, пришедших в негодность документов. Дело сразу же пошло, поскольку Пилон тонко прочувствовал момент – в эпоху распада СССР и принявшей массовый характер иммиграции и реиммиграции услуги артели стали пользоваться неслыханным спросом. Огромному количеству людей срочно потребовались документы, удостоверяющие их национальность, вероисповедание, социальный статус, право на владение имуществом, право на проживание на определенной территории и так далее и тому подобное. А поскольку документы такого рода раньше никому не были нужны и приходили в негодность, дело процветало.
Став довольно скоро состоятельным человеком, Пилон расширил деятельность. Его официально зарегистрированная артель имела право на приобретение специальной аппаратуры, и Пилон, воспользовавшись этим, превратил половину квартиры, доставшейся ему в наследство от родителей, в высококлассную мастерскую по изготовлению вообще любых документов. Он стал не только реставрировать старые, но и изготовлять новые документы всех видов и на любой вкус. Документы, сделанные в его мастерской, будучи поддельными, тем не менее отличались высочайшим качеством. Отличить их от настоящих было практически невозможно.
Два раза Пилона пробовали привлечь к суду, и оба раза Костомаров, взявшись за защиту, разбивал доводы обвинения в пух и прах. Сделать это ему было легко, поскольку и в первом, и во втором случае обвинение вменяло в вину Пилону владение мастерской, что юридически было уязвимо. Так что задача Костомарова сводилась лишь к тому, чтобы доказать, что реставрация старых документов является в жизни общества весьма важным моментом, а значит, требует и высококлассной техники – каковой мастерская Пилона и оснащена.
Оба процесса были выиграны, за что Пилон заплатил Костомарову по-царски и до сих пор был несказанно признателен.
Проделав всю комбинацию, Костомаров в третий раз нажал те же цифры В трубке долго раздавались длинные гудки, наконец хриплый голос сказал:
– Да?
– Всеволод Дмитриевич, вы?
– Ну, едри твою в корень… Кто это в такую рань звонит? А?
– Какая рань, Всеволод Дмитриевич, девять утра.
– Девять утра… Я в шесть лег. Кто это?
– Ваш бывший защитник.
– Защитник? – Пилон прокашлялся. – Черт…
– Пилон, звонит Костомаров.
– Черт… Константин Леонидыч, вы?
– Он самый.
– Ух… – Раздались звуки, по которым можно было понять, что Пилон прочищает горло. – Извините. Что-то я вас не узнал.
– Богатым буду. Прости, что разбудил, позже позвонить не мог.
– Да ладно.
– Слушай, Пилон, как твоя хаза? Чиста?
– Вы кому говорите, Константин Леонидыч? Моя хаза всегда чиста. А что?
– Сейчас я к тебе зайду. Есть дело.
– Дело… – Пилон снова прокашлялся. – Ладно, заходите. Вы где?
– Рядом, на Трубной. Ты живешь в том же доме?
– В том же. Второй этаж, квартира пятнадцать.
– Все, еду.
Выключив телефон, подвигал левой рукой. Плечо болело, но уже меньше. Убедившись, что он по-прежнему может придерживать левой рукой баранку, Костомаров дал газ. Въехав в переулок, где, как он помнил, жил Пилон, он тут же свернул во двор трехэтажного кирпичного дома. Остановился у подъезда, заглушил мотор. Взяв из-под сиденья полиэтиленовую сумку с банкой малосольных огурцов и бутылкой водки, открыл дверь. Осторожно вынес сумку из машины, запер дверь и поднялся по лестнице на второй этаж. Бережно поставив сумку на пол, протянул руку к звонку, но позвонить не успел – дверь открылась сама.
Стоящий за дверью Пилон, небритый, взлохмаченный, в майке и длинных трусах, которые могли бы считаться модными, если бы не выглядели изжеванными, встряхнул головой:
– Константин Леонидыч… – Перевел взгляд на стоящую у двери сумку. – Что это?
– Бери. Мне трудно нести, руку вчера потянул.
– Ага. – Взяв сумку, Пилон зорко оглядел соседние двери. Кивнул: – Проходите.
Пропустив Костомарова в квартиру, хозяин поставил сумку на пол и аккуратно прикрыл обитую стальным листом дверь. Затем один за другим закрыл три замка. Наконец, задвинув массивную щеколду, сказал:
