– Давайте на кухню. Извините, у меня везде срач.
– Ничего. Ты же холостяк.
– Да уж… Ладно, проходите.
Пройдя вслед за хозяином на кухню, Костомаров сел за стол.
Достав из сумки и поставив на стол бутылку водки и банку с огурцами, Пилон схватился за голову:
– Леонидыч, да вы ж спаситель… Как вы догадались?
– Пилон, я ведь тебя знаю. К тебе без этого вообще не стоит приходить.
– Не стоит, это точно. – Пилон взял из раковины два стакана, наспех сполоснул их.
Кухня, равно как и вся квартира Пилона, выросшего в нищете, а сейчас ставшего одним из богатейших людей Москвы, представляла странное зрелище. Стоящая здесь дорогая импортная кухонная техника выглядела грязной, саксонские сервизы и богемский хрусталь стояли где попало или лежали вповалку в раковине, на роскошном пластиковом полу валялись окурки и объедки.
Сев за стол, Пилон бросил быстрый взгляд на пол:
– Константин Леонидыч, не смотрите. Ко мне женщина одна сегодня придет, она уберет.
– Почему эта женщина каждый день к тебе не приходит?
– Я ее не пускаю. Работы много, женщины мешают. Вчера вечером мы как раз с ребятами работу законченную и обмывали. – Взял бутылку. – Ну что? Примем?
– Ты давай, а я не буду.
– Ладно… – Налив полстакана, Пилон выпил одним махом. Посидел с закрытыми глазами, сморщился. – У-ух… – Налил в стакан рассол. – Тяжело идет.
Посмотрел рассол на свет, отхлебнул. Поставил стакан, повернулся к Костомарову:
– Теперь я человек. Слушаю, Константин Леонидович.
– Есть два дела. Оба будут оплачены по высшим расценкам.
– Что за два дела?
– Первое – нужна затихаренная хаза. Второе – нужны мастырки
[1].
Почесав в затылке, Пилон сказал:
– Кому?
– Очень важному для меня человеку.
– Ладно. Когда нужно?
– Чем скорее, тем лучше. Квартира, так та вообще нужна вчера.
– Вчера… Черт… Ладно, сделаю. Но это будет дорого стоить.
– Деньги значения не имеют. Дам, сколько попросишь.
– Бабки вперед. Я должен с людьми рассчитаться. Тому дай, этому дай. Сами знаете.
Костомаров достал бумажник, отсчитал деньги. Отодвинув их к краю стола, Пилон посмотрел на часы на стене. Взял телефон, набрал номер. Услышав ответ, сказал:
– Степановна? Я, я, Пилон… Да не ворчи, все равно вставать. Перестань, я по делу. Слушай, эта хата на Яузе, она как? Еще не занята? Нет? Ладно. Тогда я отдаю людям ключи. Да, все, капуста, как договаривались. Корочки есть, все чин чинарем, не волнуйся. Все, Степановна. Человек будет на днях. Может, сегодня, может, завтра. Ты до каких в конторе сидишь? Хорошо, он к тебе зайдет. Фамилию я позже скажу. Какая фамилия ни будет, он скажет, что от меня. Все, кемарь, мешать больше не буду. – Положил трубку. – Хата есть. Отличная хата, на Яузской набережной. Хоть сейчас пусть въезжает. Но только сначала, Леонидыч, я должен на вашего человека взглянуть.
– Ладно. Тогда, может, я появлюсь у тебя с ним завтра или послезавтра? Примерно в это же время?
– Это как понять – завтра или послезавтра?
– Пилон, тут дело такое: мой человек линяет от конторы. Поэтому мне не так просто будет его найти. Подождешь пару дней?
– Ладно, давайте. Завтра или послезавтра в это время жду. Только сначала позвоните.
– Само собой.
Пилон проводил его до двери. Костомаров спустился вниз. Сел в машину, дал газ и развернулся на Трубную. Дел у него сегодня было невпроворот.
В середине дня в кабинете Радича раздался звонок. Звонили от входной двери. Включив монитор, увидел: возле двери стоит полковник Свирин.
Как только Радич нажал кнопку, открывающую дверь, изображение Свирина на мониторе исчезло. Через минуту в дверь кабинета постучали.
– Заходите, открыто! – сказал Радич.
Войдя в кабинет, Свирин сказал:
– Можно?
– Да, конечно, Федор Андреевич. Добрый день, садитесь, прошу.
Сев в кресло, Свирин обернулся, будто проверяя, не следит ли за ним кто-то. Приняв прежнее положение, сказал:
– Вам известно что-нибудь о местонахождении Молчанова?
– Ничего не известно.
– Вы уверены?
– Уверен. Понятия не имею, где он может быть. И хочу повторить: Молчанов невиновен. Он никого не убивал.
– А я как раз уверен, что убийца – именно он.
– Уверены зря.
– Не зря. – Свирин помолчал. – Прошлый раз у нас с вами зашел разговор о моральном облике Молчанова. Вы выставляли его боевым офицером, призывали меня забыть, что его уволили из армии за хулиганство. Но сейчас у нас есть факты, свидетельствующие о его полном моральном разложении. Вы не замечали за ним ничего такого? Тягу к разврату, участие в оргиях?
– Нет, ничего такого я за ним не замечал.
– Значит, он от вас это скрывал. Но скрыть от нас это ему не удалось. У нас есть факты.
– Интересно, что это за факты?
– Не важно.
– Не знаю, какие факты вы имеете в виду. Но скажу, что я давно знаю Молчанова. И знаю, что никакого отношения к какому бы то ни было моральному разложению, оргиям и прочему он никогда не имел.
– Ладно. Сергей Петрович, вы обещали вести себя по отношению к нам лояльно. Но у меня ощущение, что вы изменяете своему слову.
– На чем основывается это ощущение?
– На том, что вы и некоторые сотрудники вашего агентства стремятся скрыть, куда они идут и где находятся.
– Стремятся скрыть – то есть уходят от наружного наблюдения?
Свирин ничего не ответил.
– Что ж, Федор Андреевич, если вы имеете в виду наружное наблюдение, я отвечу: ни одному гражданину России, если он заметит на улице постоянно преследующую его неизвестную машину, не возбраняется уйти от этой машины, запутать следы и скрыться, чтобы уйти от назойливого преследования. Особенно если эти граждане, а к таковым я причисляю себя, секретаршу агентства Ольгу Добродееву и юриста Константина Костомарова, не чувствуют за собой никакой вины. Или вы считаете, что я, Добродеева и Костомаров тоже как-то виноваты в убийстве майора Кудрявцева?
– Нет, пока я так не считаю. Но я считаю вас людьми, которые в любую минуту могут выйти на контакт с Молчановым. Поэтому за вами и установлено наблюдение.
– Так, прекрасно. Вы, как я понимаю, опытный работник сил безопасности и можете наладить работу своих подчиненных так, чтобы ни я, ни другие сотрудники агентства не замечали, что за ними следят.
