– Нет, друг, у меня не заказано.
– Тогда в чем дело?
– Слушай, друг, у меня к тебе личное дело.
– Личное дело?
– Да. Я должен тут встретиться с одним человеком.
– С кем, простите?
– Зовут его Сергей Гонтарь. Еще его зовут Гон. Нет его здесь, случайно?
Быстро глянув на него, метрдотель отвернулся. Гон, известный пахан, был фактическим хозяином гостиницы и ресторана, и здесь, в «Золотом амулете», распоряжался только он. Для метрдотеля, мелкой шестерки, Гон был недостижим, как может быть недостижимо божество, и именно поэтому тот не знал сейчас, как реагировать.
– Так здесь Гон или нет? – спросил Молчанов.
Посмотрев на него, метрдотель спросил тихо:
– Простите, вы с ним договаривались?
– Нет. Но его обо мне предупредили. Он здесь?
– Здесь. А кто вы, собственно? Как ему о вас сказать?
– Скажи, моя фамилия Охрименко. Еще меня зовут Охра.
– Охра?
– Да, Охра.
– Хорошо. Постойте здесь, я ему скажу.
Молчанов сделал вид, что не смотрит в ту сторону, куда двинулся метрдотель. Тем не менее он отлично видел стол, за которым сидел Гон. Он стоял в дальнем углу; за столом, помимо Гона, сидели еще два человека, явные качки, и две девицы в вечерних платьях. Каждой из девиц было не больше двадцати лет.
Приблизившись к столу, метрдотель почтительно нагнулся и что-то сказал Гону. Гон посмотрел в сторону Молчанова. Помедлив, кивнул, после чего метрдотель сразу направился к Молчанову.
– Можете подойти. Идемте, я вас проведу.
Через весь зал они двинулись к столу, за которым сидел Гон. Пока они шли, Гон в их сторону не смотрел. Гону было лет сорок, он был довольно видным мужчиной, у него был породистый нос, волевые губы, пепельные, в меру длинные волосы. Правда, его лицо несколько портило пятно от ожога, искорежившее правый висок и часть щеки. Одет Гон был по высшему классу, в серый плюшевый пиджак, из тех, какие можно увидеть в каталогах лондонского Стренда, черные брюки и черные же ботинки от Гуччи. Желто-бело-красный галстук в косую полоску, такой же расцветки платок, торчащий из кармашка пиджака, и подобранные под цвет носки говорили о том, что у Гона неплохой вкус.
Когда метрдотель и Молчанов остановились у стола, Гон поднял глаза. Процедил:
– Ты кто?
– Зовут меня Охра. У меня к вам малява.
Налив в стакан минеральной воды, Гон медленно выпил ее. Поставил стакан.
– Хорошо, давай твою маляву.
Прочитал протянутую записку, спрятал бумажку в карман. Кивнул:
– Садись.
Молчанов сел. Гон несколько секунд всматривался в него, затем, сделав еле заметное движение правой кистью, цокнул языком. Оба качка сразу же встали из-за стола и ушли. Помедлив, Гон покосился на девиц:
– Вас тоже касается.
– Совсем уходить? – спросила одна.
– Нет. Растайте минут на двадцать. Мне нужно поговорить.
Девицы удалились.
Взяв только начатую бутылку водки «Смирнофф», Гон кивнул:
– Что, Охра, бери тару.
Молчанов взял стоящий рядом фужер. Гон молча налил фужер до края, затем до края наполнил свой. Взяв его за ножку, чуть приподнял:
– За знакомство?
– За знакомство.
Чокнулись, осушили фужеры до дна. Взяв вилкой из судка маринованный гриб, Гон сказал:
– Закусывай, что смотришь?
– Не хочу.
– Ну, смотри. – Прожевав гриб, положил вилку. – Ты извини, что я тебя так принял сначала. Тебя послал Дмитрич, для меня это твердо. Просто шушера должна знать, какое у меня место и какое у них. Откуда сам?
– Отовсюду.
– Что значит «отовсюду»? Ты ведь, как я секу, залетный?
– Залетный.
– Так откуда?
– С Украины. Но Москву знаю неплохо.
– И уходишь от мусоров? Контора вроде на тебя точит?
– Похоже на то.
– Понятно. Но вообще – что ты, кто ты? По какому делу?
– Больше по нотариальному.
– По нотариальному? – Взяв второй гриб и прожевав его, Гон тронул рот салфеткой. – Хорошее дело. Только извини, на нотариуса ты не похож. Комплекция не та.
– Извини. Какой есть.
– Что, и ксивы имеются? Для нотариального дела?
– Я знаю Всеволода Дмитриевича. Так что о ксивах заботы нет.
Гон смотрел на него, склонив голову набок. От этого его волосы, сбившись, закрыли ожог на щеке. Отбросив их привычным жестом, спросил:
– Слушай, Дмитрич намалевал, ты вроде секешь по-аглицки?
– Секу.
– Что, свободно?
– Типа того.
– Лады. Так тебя можно задействовать?
– В смысле?
– Видишь ли, у меня партнер по этой гостинице – американец. Боб Трент. Слышал?
– Нет.
– Значит, услышишь. У нас с ним эта гостиница набздюм, напополам. Пацаны у меня по-английски не очень, приходится брать переводчиков со стороны. А так будет свой. Лады?
– Лады.
– Вообще-то ты мне нравишься. Понял?
– Ты мне тоже, Гон. Только не знаю, куда мне здесь приткнуться.
– Как куда? Сиди здесь. Раз Дмитрич за тебя держит мазу, для меня это – твердо. Думаю, не обидишься, если попрошу при случае помочь?
– Нет. Готов делать, что скажешь. Но только уговор – я сам по себе.
– Да понял, понял. Это я так.
– Как у вас тут насчет мусорской?
Достав из лежащей перед ним пачки сигарету, Гон щелкнул зажигалкой, затянулся.
– Вообще, постараюсь, чтобы ты не светился.
– Новых, случаем, не появлялось?
– Понимаю, Охра. – Гон усмехнулся. – Понимаю тебя. Нет, новых не появлялось. А если появятся, я тут же тебе цинкану
[2].
Гон снова сделал движение правой кистью, и через минуту оба качка сели за стол. Вскоре к ним присоединились и девицы. Хозяин стола кивнул:
– Пацаны, познакомьтесь, это Охра.
Первый из качков, стриженный наголо, с оттопыренными ушами, пожав ему руку, назвался Будей. Второй, стриженный под бобрик блондин, тоже пожал, сообщив, что его зовут Хорь. Затем руки по очереди протянули девицы, и он узнал, что одну зовут Вика, а вторую Лена.
