– Понял тебя, Володя, понял. Что, Сардор и Колер и сейчас у вас сидят?
– Нет. После того вечера я их вообще не видел.
– А раньше, говоришь, они у вас сидели?
– Сидели. Но вообще они редко у нас бывали.
– А где они бывали?
– Не знаю. Я же только «Яр» знаю, в другие кабаки не хожу.
– Ты понял, что я все проверю? И если ты, сука, меня наколол – тебе не жить?
– Я вам правду сказал. Клянусь. Вас выводили Сардор и Колер. Да что я, дурак? Я ж знаю, что… – Сказав это, официант скривился. – Что будет, если что.
– Ладно, Володя. Ладно. Значит, ты понял – все глухо? Ни тебя, ни меня, ни этого берега, ни этого разговора не было.
– Понял, конечно.
– Как рыба?
– Что?
– Я говорю, как рыба? Клюет?
– Клюет.
– Хорошо клюет?
– Да. Вон, сами видите, в ведре.
– Вижу. Значит, Володя, так: я сейчас ухожу. А ты продолжаешь ловить рыбу. Сейчас ведь самый клев?
– Да, самый клев.
– Вот и лови рыбу. Сразу, как я уйду, поднимай свою удочку и лови. Понял?
– Понял.
– Пока, Володя.
– До свидания.
– Ты на меня не смотри. Поднимай удочку и лови рыбу. Ну?
Взяв удочку, Володя встал спиной к нему у воды. Проскользнув сквозь кусты, Молчанов вышел на тропинку. Огляделся – вокруг было пусто. Двинулся по тропинке, а потом по дорожке, вышел на небольшое асфальтированное шоссе, ведущее от основной магистрали сюда, к Клязьминскому водохранилищу. Прошел метров триста и узнал место, где рядом, на опушке, оставил «мазду». Свернув на опушку, увидел машину.
Сел за руль, достал из кармана куртки парик и усы. Надел парик, приклеил усы, посмотрел на себя в зеркало. Убедившись, что все в порядке, дал газу и стал разворачиваться к шоссе.
В Москве он сразу направил «мазду» к Сокольникам. Здесь, в Сокольниках, дождя не было, но не было и солнца. Небо было затянуто серыми слоистыми пластами облаков, слегка парило.
Остановил машину недалеко от конюшен, подошел к телефону-автомату. Сейчас ему нужно было только одно: как можно скорее увидеть Радича.
Радич подошел через двадцать минут после его звонка. Поздоровавшись, сел рядом.
– Оля мне сообщила о Боровицкой. Подробнее можешь рассказать?
– Ее сбила машина. Случилось это в безлюдном месте, когда она шла к реке. Самого столкновения никто не видел, свидетели слышали только удар машины о тело и вскрик. Чуть позже заметили уезжавшую с места происшествия легковую машину темного цвета. Все остальное – марка машины, ее номер, сколько человек в ней сидело – осталось неизвестным. По словам живущих недалеко от места происшествия двух женщин, Боровицкая умерла сразу.
– Не знаю, кто они. – Радич помолчал. – Но они бьют точно в десятку.
– Это верно.
Они посидели молча. Наконец Радич спросил:
– Что еще?
– Женщина, у которой жила Боровицкая, передала мне шестнадцать тысяч долларов, объяснив, что делает это по завещанию покойной. Но от шестнадцати тысяч у меня осталось только одиннадцать. Пять тысяч я отдал сегодня на Клязьме официанту Володе, который в тот вечер обслуживал меня и Стеллу.
– Надеюсь, отдал не зря?
– Не зря. За эти пять тысяч я получил клички, фамилии и описание двоих людей, которые накачали меня психотропами и увели из ресторана. Они же, думаю, и сфотографировали меня со Стеллой, они же убили Кудрявцева.
– Что за клички и фамилии?
– Сардор, он же Сердюков. И Колер, он же Калистратов. Слышали когда-нибудь эти клички?
– Нет. И фамилии не слышал.
– Я тоже не слышал ни этих кличек, ни этих фамилий. Эти двое, Сардор и Колер, перед тем как перейти к братве, наверняка побывали в спецслужбах. Может, вы поищете их в списках спецслужб, у вас ведь есть такая возможность? Сердюкову на вид сорок пять лет, Калистратову – сорок. Сердюков выше среднего роста, крепкого сложения, глаза светлые, волосы длинные, русые, собраны сзади в хвост. Калистратов ниже ростом, глаза карие, волосы черные, коротко подстриженные.
– Хорошо, попробую узнать.
– А теперь почитайте это, – протянул факс «Консалтинг интернейшнл».
Изучив факс, Радич вернул его Молчанову:
– Просто какая-то спираль смерти. Как я понимаю, теперь из всего семейства Шершневых, из известных нам людей, в живых остался один Александр. Если, конечно, это его настоящее имя.
– А вообще что вы скажете?
– Паша, что я могу тебе сказать. Этот факс загоняет тебя в тупик…
– Почему?
– Потому что в Нью-Йорк ты попасть не можешь. Но здесь, в Москве, расследовать тебе уже нечего.
Глава 19
Войдя в квартиру, Оля прошла в комнату и села в кресло. На ней был синий приталенный пиджак и черные брюки в обтяжку, которые ей очень шли. Разглядывая ее сейчас, Молчанов подумал: проклятье, почему он не может жить так, как хочет? Почему он не может видеть любимую женщину каждый день?
Встретив его взгляд, Оля улыбнулась:
– Ты что? Тебя что-то расстроило?
– Да ну… Надоело так жить.
– Мне тоже надоело. Сегодня я все время вспоминала вчерашний день.
– Я тоже.
Вчера, в воскресенье, они решили рискнуть и с утра вчетвером на трех машинах поехали на весь день на Истринское водохранилище. На трех, потому что на одной машине ехали Джон и Лариса, на второй с небольшим интервалом – он, Оля же на случай, если вдруг люди Свирина решат за ней следить, ехала вслед за ними на третьей машине, уже с получасовым интервалом.
Они провели весь день бездумно, беззаботно, счастливо. Погода была отличной, солнечной, температура днем поднялась до двадцати градусов. Они собирали хворост, разводили костер, жарили шашлык, уплывали на резиновой лодке ловить рыбу или просто лежали на берегу, подстелив надувные матрасы и пледы.
В Москву они вернулись поздно вечером. Кися и Джон ехали на «тойоте», а он и Оля – каждый на своей машине.
Потом Оля пришла к нему сюда, на Яузскую набережную, и до двенадцати ночи оставалась у него. Только до двенадцати.
– Здорово было вчера, – сказала Оля. – Почему так нельзя все время? Паш, скажи?
– Не знаю.
– Нам ведь давно уже не было так хорошо, да?
– Не было, ты права.
– Паша, Радич узнал об этих двух. Которые увезли тебя из «Яра». – Достала из сумки папку. – Вот, почитай.
Раскрыв папку, он увидел два листа с текстом, отпринтованным с компьютера, и приколотыми сверху фотографиями.
