– Ничего не изменилось, товарищ Сталин. Я думаю, что соответствует.
– А я думаю, что не соответствует. Я думаю, что положение гораздо хуже, чем вы пишете в записке, и только ограниченные, недальновидные люди могут этого не видеть, – сказал он, в упор глядя на наркома. – Я думаю, что мы уже отстали и сейчас надо принимать срочные меры к тому, чтобы ликвидировать это отставание. Побыстрее подготовьте ваши предложения и пришлите в ЦК.
На этом разговор окончился.
На другой день нарком собрал нас, опытников, для рассмотрения подготовленных нами предложений.
Однако с самого же начала рассмотрения проекта наркому не понравились довольно резкие, самокритичные, но объективные формулировки, характеризующие состояние нашего опытного строительства и научных исследований в области авиации на сегодняшний день. Слово за слово, спор с наркомом принял резкий и неприязненный характер.
При дальнейшем чтении проекта все, даже самые безобидные мысли и предложения вызывали у наркома раздражение. В конце концов, он предложил нам коренным образом переработать проект доклада правительству и решений.
На другой день конструкторы собрались у меня. Мы вновь пересмотрели проект и внесли в него некоторые смягчающие изменения, и после перепечатки я доложил наркому, что мы готовы ему доложить переработанный проект. Однако он не счел необходимым собираться в таком «широком» составе и отказался принять нас, сказав, что вызовет меня с проектом, когда у него будет время.
А буквально через два-три дня нас вновь вызвал Сталин.
У него уже сидел Маленков и о чем-то докладывал.
Сталин молча ходил по кабинету озабоченный, не в духе и сразу обратился к Шахурину.
– Мероприятия по отставанию готовы?
– Нет, товарищ Сталин, Этот материал не готов, над ним еще работают. Но мы подготовили проект постановления по развертыванию у нас серийного производства реактивных самолетов, – сказал Шахурин, и, вынув из портфеля красную папочку, передал ее Сталину.
Пока Сталин перелистывал документ, Шахурин продолжал:
– В этом проекте предусмотрено поручить конструктору Мясищеву изготовить чертежи трофейного немецкого реактивного истребителя «Мессершмитт-262» и запустить в серийное производство на Саратовском заводе. Мы советовались, – кивнул он на Маленкова, – и считаем, что это будет самым коротким и верным способом к освоению у нас реактивной техники.
– Вы предлагаете копировать «Мессершмитт», – резюмировал Сталин, дочитав проект до конца, и обратился ко мне:
– Почему нет вашей визы?
– Товарищ Сталин, я этого документа не видел.
– Как так, разве это вас не касается?
– Конечно касается, но, зная мое отрицательное отношение к «Мессершмитту», проект готовился без моего участия.
– Как же так? – удивился Сталин.
– Да ведь это вопрос серийного производства, – уже нервничая, вступился Маленков.
– Ну, а сущность-то дела вам знакома, вы знаете самолет? – не ответив Маленкову, опять обратился ко мне Сталин.
– Товарищ Сталин, и существо дела, и самолет мне хорошо знакомы, именно поэтому я выступаю решительно против предложения товарищей Шахурина и Маленкова. Запускать в серийное производство «Мессершмитт-262» было бы большой ошибкой.
– Почему?
– Потому что это плохой, сделанный наспех самолет, сложный в управлении и неустойчивый, подтверждением чего является ряд катастроф с этим самолетом в Германии. Если он поступит у нас на вооружение, то отпугнет наших летчиков от реактивной авиации, поскольку они быстро убедятся на собственном опыте, что это самолет опасный и обладает плохими взлетно-посадочными свойствами. И наконец… если будем копировать «Мессершмитт», то все внимание и ресурсы будут мобилизованы на эту машину, и мы нанесем большой ущерб нашему движению вперед в работе над отечественными реактивными самолетами.
Я выступил против копирования немецких самолетов, так как считал их конструкции сырыми и во многом неудачными. В тот момент у немцев были реактивные двигатели удачнее наших, а вот самолеты не получались.
– Понятно, что же вы предлагаете, у вас есть другое предложение?
– Да, товарищ Сталин, у меня есть предложение: все усилия Наркомата бросить на ускорение работ по нашим отечественным конструкциям.
– А как у наших конструкторов идут дела по реактивным самолетам?
– Дела идут успешно, скоро будем летать, только не нужно ослаблять внимание к нашим работам. Артем Микоян работает над двухмоторным истребителем МиГ-9, мы построили одномоторный истребитель Як-15.
– Когда летать будете?
– Як-15 уже на аэродроме, делал пробежки и подлеты. Теперь отправим его в ЦАГИ, продуем в натурной аэродинамической трубе и после этого будем летать. Микоян тоже обещает вылететь весной.
– А чем наши машины лучше немецких?
– Наши будут легче по весу, проще в управлении, лучше по летным качествам, надежнее и гораздо быстрее могут быть освоены серийным производством.
– А если подведете?
– Не подведем, скоро увидите.
– Если не подведете, пустим ваши машины на Тушинском параде, – сказал Сталин и, швырнув на стол Шахурину красную папку, сказал со злобой:
– Одно дело использовать немецкие двигатели, пока наши подоспеют, а копировать «Мессершмитт» это значит плестись в хвосте с опозданием на несколько лет. Вам было поручено подготовить мероприятия по ликвидации отставания, а вы предлагаете еще больше его углубить, – с негодованием сказал Сталин.
Маленков перетрусил, он стал неуверенно мямлить о том, что, де это не окончательный проект, а только прикидка.
Сталин и слушать не хотел никаких объяснений, он решительно отверг предложение Шахурина и раздраженный, так и не успокоившись, нас отпустил.
Так решался вопрос о развитии реактивной авиации в нашей стране собственными путями.
В результате принятых мер, при неограниченной поддержке Центрального Комитета в сказочно короткий срок были созданы боевые самолеты, обеспечившие советским Военно-Воздушным Силам качественные превосходства перед Западом на протяжении 1950–1960 годов.
Значительно позже, уже в 1957 году, мне пришлось читать воспоминания немецкого генерала Курта фон Типпельскирха. Вот что он пишет о самолете «Мессершмитт-262»:
«… Необходимость внесения конструктивных изменений привела в конце концов к тому, что к началу вторжения во Францию имелось всего 30 таких самолетов, в которые частично даже уже после передачи их в летные части приходилось вносить изменения».
Дальше он сетует на то, что летчики не смогли «как следует освоить новую машину, особенно при взлете и посадке».
Таким образом, попытка Маленкова и Шахурина подсунуть Сталину на подпись решение о копировании в СССР устарелого и негодного самолета «Ме-262», основанная на неверии в силы отечественных конструкторов и обрекавшая нашу авиацию на еще большее отставание, слава богу, не увенчалась успехом.
