Выступили немногие и спорить не стали, так как побоялись, ибо известно было, что вопрос Хрущевым предрешен.
Крайне осторожно и двусмысленно, то ли он «за» то ли «против», сказал несколько слов Туполев.
Когда же спросили мое мнение, то я сказал, что разъединять науку и производство неразумно и наша область техники больше чем какая-либо другая требует, чтобы руководство наукой и производством нераздельно было в одних руках.
Узнав об этом, Хрущев, считавший меня авиационным фаворитом Сталина, уже открыто не скрывал ко мне своей неприязни.
Чувствуя вокруг себя и своей работы ненормальную атмосферу, вызванную нескрываемым пренебрежением Хрущева, я решил попробовать поговорить с ним и рассеять создавшееся у него превратное мнение, навеянное, по-видимому, кем-то из близких к нему моих недоброжелателей.
Я почти не рассчитывал на встречу, но решил позвонить ему.
К моему великому удивлению вскоре прием состоялся, и я постарался доходчиво рассказать ему о своей работе в прошлом, настоящем и о планах на будущее.
Особенно, как мне показалось, произвела на него впечатление цифра построенных заводами за время войны и после нее самолетов моей конструкции.
– Да, – сказал Хрущев, – больше пятидесяти тысяч самолетов… Это не шутка… Цифра сама за себя говорит… Ну, ладно, работайте, работайте.
На этом мы расстались.
Однако и после этого разговора ничего не изменилось.
Наоборот, после одного из вскоре последовавших приемов по случаю Тушинского воздушного парада, на котором с успехом участвовали многие самолеты моей конструкции, Хрущев, похвалив Туполева, Микояна и некоторых других, не назвал только моей фамилии.
Сидевшая рядом с ним Фурцева подсказала ему и обо мне. Хрущев повернулся к ней и недовольным тоном громко, так что всем было слышно:
– Ну и Яковлев тоже. О Яковлеве разговор особый… – И высказался по моему адресу в незаслуженно пренебрежительном тоне. Это не прошло незамеченным моим недоброжелателями.
Вскоре министром Дементьевым на коллегии нашего Министерства предложено было обсудить вопрос о соответствии моем занимаемой должности генерального конструктора.
К чести товарищей, участников заседания, заместителей министра Лукина, Куприянова, Кобзарева, вопрос этот без особого обсуждения был признан неосновательным, и отвергнут.
Как потом мне рассказали, имелось в виду назначить на мое место… сына Хрущева – Сергея, незадолго до того окончившего Московский Авиационный Институт.
Придя к власти, – Хрущев, вначале заслужил популярность, особенно после реабилитации репрессированных Берией. Разумно высказывался о перспективах, о коллективности руководства. Но власть портила его не по дням, а по часам. На глазах у всех он превратился в самодура. Подхалимы позаботились о культе его личности.
Хрущев – человек малообразованный, но очень хитрый от природы и деятельный.
Он считал себя оратором и вожаком масс и был искренне убежден в своем высоком призвании вождя партии и государства и уверен в том, что роль преемника Сталина ему по плечу.
Он ложно маскировался под мужичка-простачка и этим усыпил своих конкурентов Берия и Маленкова, не видевших в нем опасного соперника. На самом деле он оказался интриганом и лицемером высшей степени. В очень короткий срок он обвел вокруг пальца обоих прожженных политиканов-авантюристов.
Избавившись при единодушной поддержке партии и одобрения всего народа от Берия, – сначала Хрущев уговорил Маленкова, который сразу после смерти Сталина был одновременно первым секретарем ЦК и Председателем Совета Министров, – разделить функции партийного и государственного руководства, оставив себе Совет Министров, а ему – Хрущеву – быть первым секретарем ЦК.
Затем, через короткий промежуток времени Маленков, как мавр, – сделавший свое дело и ставший только помехой, – под давлением Хрущева, вынужден был письменно отказаться от занимаемой должности.
Председателем Совета Министров Хрущев выдвинул Булганина, которого вскоре, также для достижения заранее намеченной для себя цели, устранил с дороги как некомпетентного, хотя я лично слышал как на сессии Верховного Совета он дал Булганину отличную деловую характеристику.
Расчищая себе путь, Хрущев сфабриковал так называемую «антипартийную группировку», расправа с которой дала ему возможность избавиться от опасных для него деятелей сталинских времен, в числе которых наиболее авторитетным и критически к нему настроенным был Молотов.
Вопреки недавним своим разглагольствованиям о несовместимости соединения в одном лице должности руководителя партийного и государственного аппарата, – Хрущев стал теперь доказывать совершенно противоположное, и добился должности Председателя Совета Министров, одновременно оставшись первым секретарем ЦК.
После этого, он почувствовал себя полновластным хозяином земли советской и в полную силу развернул свои таланты.
Не скоро еще все поняли, чего можно ожидать от этого человека, хотя уже первые свои шаги в качестве вождя, постепенно все более и более нарушал принцип коллективного руководства, он ознаменовал целым рядом непростительных ошибок. Ему все сходило с рук.
Почему-то его считали инициатором и героем мероприятий партии по восстановлению законности и реабилитации невинно пострадавших в годы «бериевщины» хотя в период пребывания на посту секретаря ЦК Украины множество невинных людей пострадали по инициативе Хрущева. На ошибки его и на загибы пока смотрели снисходительно.
Несмотря на избыток энергии, инициативы и организаторский зуд, у Хрущева никогда не хватало пороха довести начатое до конца.
В начальный период хрущевского руководства, – я, не зная его еще достаточно близко, обратился к нему с просьбой о решении некоторых вопросов, в частности об отставании нашем в области авиаприборостроения. Хрущев загорелся, предложил подготовиться для доклада на Президиуме ЦК, обещая, как он выразился, устроить «кому следует большой скандал».
Я подготовился, доложил, но Хрущев уже успел потерять к этому всякий интерес, «скандала» никакого не устроил, дело с мертвой точки не сдвинулось, а я нажил себе врагов.
Хрущев по природе своей не созидатель, а скорее – разрушитель.
Одним из явных признаков невежества Хрущева является разорение и полная перестройка рабочего кабинета Сталина, его квартиры в Кремле и дачи в Кунцеве, на которой Сталин провел последние годы своей жизни. Это вандализм, непростительный и объясняемый только звериной ненавистью Хрущева к Сталину.
Как-то, ожидая приема у Хрущева, который пожелал кабинет свой разместить здесь же, на месте разрушенного сталинского, мы с конструктором Микояном пробовали установить: где, что было при Сталине, но, несмотря на все усилия, не смогли этого сделать, – так все было перекроено и безвкусно отделано.
Было очень обидно, что злая воля невежественного человека, одержимого злобным желанием стереть всякую память о Сталине, лишила потомство такой важной исторической реликвии.
